– Понимаете, все изменилось, Юдин планировал в поместье под Москвой, говорил, что там можно будет отсидеться, у него же есть деньги, а все получилось не так, уже в институте, его предупредили, что портал не готов и может не сработать…
– Где он? – напомнил суть дела Стас.
– Я слышала, что в Москве их кто-то ждет, чтобы отвести к порталу или Юдину известно, откуда можно вернуться назад, но толком не поняла. Я оказалась в портале последней, сначала темнота, потом холод и дождь, я слышала только разговор, даже не сразу поняла, чей это голос. Потом выстрелы, самолет, рядом никого, я сбежала в лес, нашла дорогу, вышла по ней к деревне, нарвалась на фрицев…
Снова затравленный, но уже вполне осмысленный взгляд, дрожащие губы изгибаются в неприятной жалкой улыбке, девица часто хлопает ресницами, оставляя под глазами синие кляксы.
– Я понял. – Стас поправил планшет и направился к дороге, но передумал, сменил курс, взял левее, решив на единственную местную, вдрызг разбитую магистраль пока не соваться. Мало ли кто повстречаться может, сейчас своих и чужих лучше стороной обходить. Благо, дождь и сумерки все ближе, они помогут проскочить незамеченным.
– Подождите, – донеслось от пенька, – подождите меня.
Стас обернулся на ходу. Белокурая уже окончательно и бесповоротно пришла в себя, поднялась, ловко цепляясь за тонкий березовый ствол, накинула на плечи замызганную до неприличия дорогую когда-то куртку и заковыляла к Стасу, подворачивая ноги на «шпильках».
– Некогда мне, – отозвался Стас, – извини, дел полно. Мне еще твоего дружка убить надо, как я и обещал. Все, будь здорова.
Девице точно по лбу кто врезал, она резко остановилась, словно лошадь осадили, задрала голову, мотнула спутанной гривой и крикнула, да так, что от вопля взлетела с березы уже угнездившаяся на ночь ворона:
– А я? А как же я? Я здесь не останусь, я….
И моментально оказалась рядом, но каблуки-стилеты» снова подвели, зацепились за коварную, поросшую мхом мокрую коряжку, и юдинская подружка рухнула наземь. Но не растерялась, шустро поползла на коленях и успокоилась, только вцепившись обеими руками в подол шинели Стаса, сжала пальцы с обломанными ногтями и зажмурилась зачем-то. Весь вид девицы говорил – не уйду.
«Вот зараза», – Стас попытался отцепить сжатые, точно челюсти бультерьера, пальцы, но зря старался. Шаг назад и вбок тоже не задался, девица тащилась следом по траве и листьям, дорогая одежда на глазах превращалась в лохмотья, что юдинскую подружку вовсе не беспокоило.
«Останешься, как миленькая останешься. У нас и без тебя разной дряни навалом, только чище будет», – Стас остановился, глядя сверху вниз на уцепившуюся за его шинель девицу. Что прикажете с ней делать, не стрелять же в самом деле, как сам недавно грозился.
– Да я быстро, – попытался убедить ее Стас. – Юдина пристрелю, и сразу обратно.
– Я с тобой. – Девица не двигалась с места, пальцы у нее побелели, из-под сломанного ногтя капала кровь.
– Спасибо, но куда ж ты пойдешь в таком виде? – как мог участливо, проговорил Стас. – Ты лучше меня здесь жди, я быстро. В деревню пока иди…
Но юдинская подружка его определенно не слышала, мотала растрепавшейся головой и терлась сине-полосатой щекой о подол шинели. Вид у девицы при этом был до того беспомощный, что Стасу стало ее жалко, но самую малость, как мокнущего под ливнем щенка. Ведь, в сущности, он сейчас единственная ее надежда, и расстаться с ней согласится только безумец. Но тут же забыл об этом, заслышав с дороги звук двигателя – к деревне приближалась машина, и, возможно, не одна, и кто бы ни находился в ней, у них к девице и ее спутнику будет много вопросов, которых желательно избежать. Юдинская подружка тем временем повисла на шинели вовсе уж неподъемным грузом, слабо мотала головой, взгляд ее стал мутным, даже сонным – похоже, у нее начинался отходняк после недавнего шока.
– Ладно, уговорила, – сказал Стас, – пошли. Только быстро. Давай, давай, поднимайся, я тебя на себе не потащу. Кому говорят.
Девица моментально оживилась, кое-как, с помощью Стаса поднялась на ноги и даже умудрилась удержать себя в этом положении. Стояла, таращилась на своего спасителя, выражая полную готовность исполнить любой его приказ. А Стас осмотрел ее критически, развернул за плечо, глянул за спину.
– Задницу отряхни. Стой, я сам.
Он бесцеремонно повернул ее спиной к себе, левой ладонью зажал рот, а пальцами правой, сложенными классической «фигой» точно тисками пережал девице сонную артерию. Хороший прием, если времени дефицит, и здесь главное не перестараться. Обучившему Стаса этому несложному коварному приему здоровому мужику, отслужившему полтора десятка лет в спецподразделении и севшему за причинение смерти по неосторожности путем неумышленного нанесения тяжких телесных повреждений, требовалось секунд пятнадцать, чтобы отключиться и заснуть, значит, этой курице хватит и десяти. Точно, курица – юдинская подружка дергалась точь-в-точь как перевернутая вниз головой несушка, только что не кудахтала, но тут ей мешала зажимавшая рот ладонь. Потом дерганья прекратились, колени девицы подогнулись, она повисла безвольно у него на руках. Стас выждал еще немного, отвел ладонь от ее лица, готовясь, если потребуется, повторить процедуру, но не понадобилось. Девица покорно улеглась на мокрые листья и лежала смирно, даже, как показалось Стасу, посапывала во сне. Прав был тот мужик, когда говорил, что при удушении с пережиманием сонной артерии человек засыпает, душится быстрее и эстетичнее чем просто с перекрытием кислорода. Там это дольше и человек пеной исходит, в общем неприятное зрелище, а тут любо-дорого посмотреть – чисто, тихо…
– Не скучай, кукла! – пробормотал Стас, не испытывая ни жалости, ни малейшего угрызения совести, – как проснешься – иди в деревню, может, и сжалится кто над убогой. А жрать захочешь – цацки свои продашь, на хлеб хватит…
Подумал мельком, что этакое страшилище, из лесу выйдя, местных жителей не хуже фрицев перепугает, как бы сгоряча не пришибли дуру. Но только мельком, забыв о существовании юдинской подружки, как только слева и позади остался едва различимый за деревьями последний деревенский дом. Еще пригорок, еще болотце – Стас перемахнул лужицу ржавой воды, заметил, что деревья впереди поредели, направился туда. И оказался на проселке, тоже разбитом, с глубокими, полными грязи колеями, кривыми и замысловатыми, уводившими к лесу. В полутьме Стас разглядел белый невысокий столбик с короткой поперечной
перекладиной, подошел, прочитал черные на белом буквы, перечеркнутые наискось красной полосой: «Подлесье». И тут же, не сходя с места, вытащил из планшета карту, развернул, уткнувшись в нее едва ли не носом, принялся искать это Подлесье. Вот оно, наконец-то – деревню от Можайска отделяло километров сорок.
