Выломал в тех металлических джунглях? Кабан держал железяку, как дубину. Умело так, уверенно.
— Волик, нах… — пробасил кабан, ухмыляясь. С ленцой сплюнул и шагнул на Леху, лениво покручивая в руке железяку, как биту.
Леха шагнул вбок, к валуну — там дубиной особо не размахаешься, — но оттуда вылез второй кабан.
Меньше первого, сухонький, почти тощий. Шкура совершенно белая, а глаза красные-красные, как на фотке дешевой мыльницей.
— Ну че вылупился, телка рогатая? — тут же заголосил он. — Че вылупился, говорю?! — Его писклявый голосок опасно поднялся, сорвавшись на истерические нотки. — На колени, падла! Привыкай! Ты тут никто, и звать тебя никак! Понял?
У него тоже была железяка — только маленькая и тонкая, вроде стального прута. Щуря свои красные глазки и покручивая битой, альбинос двинулся на Леху с другой стороны.
Леха попятился, забирая влево, чтобы видеть обоих кабанов… Но там оказался еще один.
Каштановый, в пятачке тяжелое золотое кольцо, а сам здоровый, как шкаф. Еще крупнее первого. И дубина длиннее и больше. Он нес ее на плечах, как коромысло, расслабленно перекинув руки через концы.
Ну да, конечно… Чего ему напрягаться-то? Кого бояться при таких габаритах и с такой битой?
— Ну ты, бычара! — взвился альбинос — Ты че, не понял?! Ну-ка делай «ку», я сказал!
— Давай-давай… — покивал черноухий. Опять сплюнул. Леха тихонько скосил глаза вправо, влево, но отступать было некуда. Окружили.
— На колени, сука! — не унимался альбинос — Ну-ка «ку» делай, падла! Ну?!
Черноухий опять медленно сплюнул, поудобнее перехватил биту и пошел вокруг Лехи.
Обходил по всем правилам: не очень быстро, на средней дистанции, усыпляя внимание. Не дурак подраться…
И тот, каштановый, наверное, тоже. Леха повернул, чтобы держать черноухого перед собой…
Щебенка предательски разъехалась под копытами, и Леха чуть не рухнул.
— Нет, ну ты че, не понял?! — оскалился альбинос. Леха опять переступил, чтобы держать черноухого перед собой, — черт с ним, с этим мелким психом, два здоровяка куда опаснее! — и опять оскользнулся на камнях. Ладно…
Леха перестал крутиться. Чему быть, того не миновать.
— Ты че молчишь, падла? — крикнул альбинос — Борзой, да?! Сейчас рога-то обломаем, петух рогатый!
— Не, рога потом, — пробасил черноухий, не переставая кружить вокруг Лехи. — Сначала по ногам. По колену. Мв-цо! — сочно причмокнул он, изображая звук, с каким молоток вошел бы в сырой бифштекс — И нога в другую сторону. Прикинь, да?
Он заржал. Альбинос улыбнулся, но сначала бросил быстрый взгляд на каштанового — тот невозмутимо стоял, все так же перекинув руки через биту, — и только потом старательно захихикал.
Леха шоркал задними ногами, раздвигая верхний слой мелкой щебенки, предательски скользкой и подвижной. Ниже камни крупнее. Надежнее для опоры. С них можно сделать рывок.
Всех троих, конечно, не завалить, но одного-то, вот этого черноухого, проткнуть можно. По крайней мере, попытаться…
— Давайте, боровы, давайте, — сказал Леха. — Шутки у вас тупые, но вы давайте, тренируйте языки, вам пригодится…
— Ты кого боровом назвал! — взвизгнул альбинос — Черноух, ты слышал?! Клык! — покосился он на каштанового…
Но Леха на альбиноса уже не смотрел. Черноухий кабан взмахнул битой и рванулся навстречу…
Но так и не добежал.
Каштановый кабан — по-прежнему с совершенно равнодушным рылом, словно его тут вообще не было, — чуть выбросил вперед копыто и подсек ногу черноухого. Несильно, лишь едва коснулся — но точно. Ноги черноухого заплелись.
Он рухнул на камни, растянувшись во весь рост, и взвыл. Вскочил, не переставая подвывать. Острые камешки распороли шкуру. На коленях, на груди, на локтях выступили сотни темно-алых капель, словно кровавый пот.
— Клык, ты чего?… — тихонько пискнул альбинос, косясь на каштанового и пятясь за камни.
— Бляха-муха! — взревел черноухий, разворачиваясь. — Да ты че, Клык? Совсем забурел, да?!
Он рванулся на каштанового, а тот даже не шелохнулся. Еще и ухмылочка появилась.
Черноухий подскочил к нему, замахнулся… И сдал назад. Лишь стоял, до хруста вцепившись в дубину обеими руками.
— Сам остынешь или помочь? — лениво осведомился каштановый.
— Крутой, да?! — зашелся черноухий. — Крутой?!
От напряжения в руках его дубина мелко подрагивала.
— Заткнулся, я сказал, — все так же тихо и почти ласково предложил Клык. Но было в его тоне что-то такое…
Черноухий звучно сглотнул и отступил.
А Клык шагнул к Лехе и добродушно оскалился:
— Ну здорово, новичок.
Леха покосился на черноухого — тот с тихой ненавистью глядел в затылок окольцованному. Альбинос все еще пугливо косясь то на каштанового, то на черноухого, то на Леху, потихоньку подбирался поближе.
Да, эти двое натуральные психи. А вот этот, с кольцом, вроде ничего. Вменяемый. Да и масть тут, похоже, именно он держит.
— И вам здрасьте, коли не шутите…
— Как звать-то? — спросил каштановый.
— Леха. Руки не подаю.
Альбинос бросил взгляд на каштанового, потом на злого, но бессильного что-то сделать черноухого. И, видимо, что-то скалькулировалось там, за этими красненькими глазками. Он старательно захихикал, ловя Лехин взгляд.
А каштановый шутки словно и не заметил. Помрачнел.
— Леха… Тут знаешь, сколько Лех бегает?
Леха смотрел на это добродушное — пожалуй, даже слишком добродушное — кабанье рыло, и вдруг почему-то вспомнился сатир. Перед тем, как его выбросило из обучалки. Что-то сатир хотел сказать, что-то очень важное.
Клык, не получив ответа, прищурился, и добродушие резко пошло на убыль. Брови сначала вопросительно приподнялись, потом кабан посмурнел…
— Скворцов, — наконец сказал Леха.
— Скво! — тут же предложил альбинос и захихикал, косясь на Клыка и черноухого. Но те на него внимания не обратили, и альбинос умолк.
— Надолго к нам? — спросил Клык. — Аферист? Ворюга? Убил кого?
Леха опять тихонько огляделся по сторонам. Какие-то подозрительные допросики начались… Чего им надо-то? Может, лучше все же свалить от них?
— Какой-то он подозрительный, — тихонько влез альбинос.
На этот раз Клык оглянулся на альбиноса и, кажется, чуть ухмыльнулся. А когда поглядел на Леху, от былого добродушия не осталось и следа.
— А может, затанцевал кого против воли? — спросил Клык. — Какую-нибудь малолетнюю малолеточку?
— У нас здесь таких любят, — снова вставил альбинос — Неж-жно. По очереди…
Леха нахмурился…
А потом сообразил и облегченно хмыкнул. Вот ведь нагнали туману! Не могли прямо в лоб спросить. Ну, с этой-то стороны все чисто. Авария — это самое безобидное преступление. Что по букве закона, что по их понятиям.
