была в тумане, а вокруг виднелись силуэты мужчин самых разных комплекций, которые ждали того, когда человек очнется. Они перешептывались, ожидая чего-то.
— Вы? Вы в квартире у своих рабочих, господин Баукус. Они вытянули меня из кровати, чтобы я «спас» Вас, но, как вижу, Вы в спасении не нуждались. Вы сколько не ели? — спросил доктор, смотря на директора.
— Ну… — Баукус слегка приподнялся на локтях, осматривая комнату, он видел то, что люди были обеспокоены, но как-то повеселели, когда бывший директор пришел в себя. — Дня два точно. И еще полдня, после штурма офиса…
— Вот и ответ. Голод наложился на сильные переживания. Седина аж появилась. В общем, директор, Вам надо поесть, а потом послушать Ваших рабочих. У них есть что сказать, а я на старости лет… Воевать как-то не очень готов, поэтому откланиваюсь, — ухмыльнулся доктор, после чего поднялся и вышел из комнаты.
Баукус сел на диван, осмотрелся… Все также было в тумане, а люди, что будто бы вторым рядом стен, стояли на фоне обоев, все также смотрели на Баукуса, как на некоего пришельца. Оно и не удивительно. Баукус очень сильно изменился за эти пару дней. Он как-то скукожился. Костюм, который ранее сидел на нем как влитой, теперь висел мешком. Он заметил это только сейчас, после замечания Галины. Голова сейчас раскалывалась, спина как-то странно выгнулась, кажется, не способная удерживать позвоночник в былом его состоянии. Он смотрел на себя. На свои руки. На свой расстегнутый пиджак и рубашку, под которой как-то обвисли мышцы. Он довольно быстро застегивался, а после снова туманным взглядом уставился на своих людей. Кто-то поднес ему тарелку с едой, а Баукус покивал в ответ, как бы говоря: «Спасибо».
Он вздохнул, взял тарелку в руки и вдохнул запах горячего домашнего супа. В этот момент на лице его возникла улыбка. Как давно он не ел ничего домашнего? Сколько лет? Сколько зим? Он уже и со счету сбился, от того и с какой-то особенной глубинной любовью начал хлебать суп из тарелки, вкушая этот редкий, не такой, быть может, вкусный, как в ресторанах суп, но все-таки приготовленный с иным настроем. Человек производил это для себя, а значит, ощущал совершенно другие эмоции, даже несмотря на то, что это было желтоватым варевом с плавающими каплями жира, с какими-то овощами для наваристости. Да. Это была совершенно другая еда. Без особенного лоска и статуса, но приготовленная для «своих», а не на продажу. Баукус, кажется, готов сейчас был съесть целую кастрюлю, но решил просто сказать «спасибо».
— Может, Вам еще налить? — спросила Галина.
— Нет, спасибо. Все очень вкусно, — с улыбкой проговорил человек, а сам думал о том, не дурак ли он? Отказываться от чего-то съестного, когда в животе еще кишка кишке бьет по башке. Но все-таки он не мог объедать этих людей, особенно учитывая то, в какое положение их поставила МилитариКорп своим предательством.
Пацан сказал правду, а Баукус просто не хотел слышать эти слова из чужих уст. Нет ничего больнее, чем когда то, что говоришь себе в тайне ото всех, вдруг слышишь от людей вокруг. Тайна будто бы растворяется и ударяет словно молот по наковальне, только вот наковальней становится твой собственный мозг, а молот бьет так сильно, словно находится в руках какого-то древнего рыцаря, который орудовал этим оружием на протяжении всей своей жизни. Он ударяет молотом сразу с двух рук, и силы в мгновение покидают тебя, по крайней мере, так это и ощущал Баукус.
— Директор? — послышался чей-то бас, а бывший директор поднял голову куда-то в направлении звука.
Взгляд не мог сконцентрироваться и, наконец, разглядеть темнокожего высокого человека, чьи очертания, в отличие от многих, были хорошо знакомы. Максимилиан перебирал в голове имена мастеров тех или иных цехов и, наконец, подобрал имя, кажется, его звали Стивен. Да. Вроде бы, Стивен.
— Директор, Вы меня слышите? — спросил Стивен, да, точно. Это он и был, а Баукус кивнул, поднимаясь с дивана.
— Наверное, для разговора лучше выйти в подъезд, — проговорил он, а уже знакомый ему Антон утвердительно кивнул, позвав за собой людей.
Их было человек двадцать только в комнате, в коридоре стояли еще десять, а выйдя на этаж, он был изумлен. Здесь ждали еще пятьдесят человек разных возрастов, и это был лишь один подъезд. Баукус посчитал, и что-то не сходилось. Не могло тут жить восемьдесят мужиков, даже если в семье было по два работающих на заводе мужчины или… Могло? Все равно как-то много. Они размещались в два ряда у стен, одни стояли, другие сидели на корточках, третьи слонялись по этажу, пока не вышел Баукус. Неужто им так был нужен директор?
— Итак, друзья! — громко произнес Стивен, выходя на импровизированную сцену из каких-то двух ящиков, поставленных друг рядом с другом. — Сегодня мы с вами, отцы семейств двух подъездов, которые хотели прийти на встречу, приветствуем нашего директора. Максимилиан Баукус являлся одним из лучших работодателей нашего города, а Карения пытается отнять у нас последнее. Мы точно знаем о том, что именно Роберто Романо организовал это нападение на генеральный офис, а у нас с вами есть задача. Победить Карению в отдельно взятом городе. Баукус станет нашим вождем! Мы выбьем их с завода и вооружимся тем, что у нас есть. БМП и БТР нашего производства являются одними из лучших на Кирен-1, а уж шок-пех на них мы вдавим в асфальт так же, как и продажных ментов, которые жопу лижут этим собакам. Возможно, что многие из нас погибнут, но это борьба за жизни наших детей! Поэтому, господин Баукус, я прошу Вас выйти на нашу… Импровизированную сцену и произнести какую-то речь. Если Вы, конечно, согласны стать нашим лидером.
Баукус потупил взгляд. Как-то это все было странно и страшно. Его люди в этот момент показались ему совсем не его, ибо они стали кем-то, кто готов проливать литры крови… И это, наверное, можно было понять. Они устали жить под вечным гнетом корпораций, им опостылели шок-пехи, которые уже скрутили нескольких рабочих и увезли в понятном направлении. Кроме этого, было понятно то, что шок-пех Кирен-1 явно не выстоит против них, но, кроме Кирен-1, было множество иных баз шок-пеха, которые могли бы задавить их восстание. Баукус как-то мрачно посмотрел на мастера цеха сборки,
