Улыбнулся.
С тихим смехом повел плечом, скользнул языком по губам, будто дразня.
Хангар бросился еще. И еще.
Настиг, повалил. Схватил за волосы, до кости пропорол руку, но остановиться уже не мог. Очевидно, он шел сюда с намерением убить, но теперь желал другого.
Юга поддался. Раскрылся, дождался, пока руки врага окажутся у него на бедрах, скользнут ниже. Мягко обхватил ногами, перекатился, оказавшись сверху.
Стиснул колени и впился зубами в горло Хангара.
Хангар рванулся, желая освободиться, но ноги у Юга были железными. А зубы — острыми. Держал так, пока Хангар под ним не перестал биться. Кровь медью забивала горло и стучала в голове.
— О, Лут, — глаза замершего на пороге РамРая были полны ужасом, как озеро рыбой.
Парень обвел взглядом залитые кровью шкуры, Третьего, умирающего чужака…
— Тебе лекарца надо…
Юга не без труда распрямился, выплюнул кусок кожи. Странная веревка сковывала и, кажется, врезалась глубже с каждым вдохом.
Однако важнее было другое.
— Бей в барабаны, парень. В лагере враг.
***
Черный дым увидели издалека. Лошади вынесли их к воротам, наглухо затянутым. На стене никого не было, словно лагерь умер и оставил по себе только погребальный дым.
Выпь спешился, приложил к воротам ладонь. Прижался ухом, как к устью раковины. По ту сторону что-то туго гудело, как зимние пчелы в улье.
Конь Рина переступил с ноги на ногу, роняя пену с удил.
— Мы должны оказаться внутри. Там наши соратники, — сказал Рин.
— Там мой друг, — сказал Выпь.
Пес Рина вдруг навострил уши, вздыбил холку и зарычал глухо, низко. Задуло холодом. Рин обернулся, и тень положила лапу ему на лицо. К лагерю шла туча. Тварь, привязанная Хангарами.
Выпь отступил на шаг, уперся диктой в землю, как посохом и запел.
Глава 27
— Здесь так влажно, что я скоро лягушками начну потеть, — пожаловался Нил, оттягивая на груди рубашку.
Михаил хмуро промолчал, хотя сам страдал не меньше. Ему, человеку с севера, легче было переносить холод, чем обволакивающий сырой жар.
Хом Муссона встретил компанию сезоном дождей. Лило даже не как из ведра, а как из бадьи, сплошным потоком. Пока добирались до постоялого двора, все трое промокли насквозь.
Им повезло хотя бы в том, что лишних людей, праздных шатаев, в этот сезон на Хоме не было. Поговаривали, что часть вины лежит на Хангарах: пришествие смутило всех странников.
Комната сыскалась. Михаил мрачно забраковал первый номер, отказался от второго варианта и счел приемлемым только третий. Торговался уже Нил — со рвением, вкусом и обильной жестикуляцией, с взываниями к Луту и совести.
Лин завороженно наблюдал за ящерицами, снующими по резным, темного жилованного дерева, перилам. Цвета шкурок были столь прихотливы, что рябило в глазах. Лин подставил пальцы и ящерки обвили его руки точно браслеты и перстни.
— Эй, княжна! — окликнул Нил, довольный результатами торга. — Отклеивай зверюшек, пойдем сушиться.
— Не трогал бы ты всякую живность, особенно в подобных местах, — проворчал Михаил, поднимаясь следом за спутниками по скрипучей лестнице, — она может оказаться ядовитой.
— Я не чувствителен к ядам, — успокоил его Лин. — Растительным, минеральным и животным в том числе.
В комнате было сухо, что заметно порадовало Нила. Виолончель свою он тут же пристроил обсыхать. Помимо ужина и завтрака, Нил выторговал сушильный камень и отдельный теплый душ.
Лина отправили купаться первым. Потому что не жалко, сказал Нил, а не потому что ты меня взглядом сверлишь, Иванов. Вернулся Оловянный с промытыми волосами, растянул постиранную одежду на камне и сразу завалился спать.
Михаил после омовения переоделся в сухое и спустился вниз, в общий зал, где как раз собирались на ужин прочие постояльцы. Хотел побыть в одиночестве, но скоро прискакал бодрый Крокодил.
— Знаю, моя компания тебе не масть, но надо потолковать, — заявил, усаживаясь напротив.
Кинул ногу на ногу, жестом предложил спутнику разделить самокрутку.
Михаил покачал головой, растирая переносицу. Отложил ихор, на котором только-только растянул книжную историю.
— О чем нам говорить, Крокодил?
— Ну, — Нил прикурил от огня, который держала на языке глиняная лягуха, зыркнул на Иванова из-под влажной челки, — хотя бы о том, с какой стати тебя повернуло к Луту передом. Даже я, мирная рыбка, знаю о ваших акульих разборках с шайкой Ивановых. Разве ты, страх выговорить, не отрекся от Лута?
Михаил не ответил, постукивая ногтями по краю щербатой тарелки. Ужин был простым, но сытным: лепешка, запеченная с сыром, жареные яйца с мясом и красной фасолью, травяной настой на запивку.
— Тебя это не должно касаться, Крокодил. Мы идем вместе только потому, что в твоих руках карта, нужная Лину.
— Именно, — Нил ткнул железным когтем в Иванова. — Все дело в Оловянном, си? Взыграл материнский инстинкт или просто рассчитываешь на благодарность Эфората?
— Это мое дело.
— Вот уж дудки, и мое тоже. Мы в одной лодке, амиго. И я отказываюсь грести, пока ты не приоткроешь карты. Ты выходил пацана, когда он в лежку лежал, и пошел за ним в Лут, хотя так наплевал в этот колодец, что рано или поздно захлебнешься.
Нил прищурился, затянулся.
Покачал ногой, и Михаил впервые обратил внимание на кандальный рубец, охватывающий щиколотку.
— Или, постой-ка… Возможно, не ты провожаешь Лина, а он тебя, а? Ловкач! Делач! В мальчике энергии хватит на десяток молний, он приведет тебя к цели, даже если ты палец о палец не ударишь. Так что тебе нужно?
Михаил нахмурился. В чем-то Нил был прав. Для придурковатого, трусоватого жулика-виолончелиста он был слишком проницателен и знал слишком много.
— Мне ничего от него не нужно, — проговорил медленно.
— Лей воду другой рыбе, — фыркнул Нил, — Лин тебе никто, о плате вы явно не договаривались. Либо ты рассчитываешь через него увидеться с Ивановыми и поквитаться, либо выйти на шишек Эфората, либо тебе позарез нужно к Хому Полыни.
Он вскинул брови, словно удивляясь своим словам. Царапнул когтем висок.
Плотников подался к нему через стол. Крокодил не успел отшатнуться, Михаил сгреб его за воротник и притянул нос к носу.
— Не твое дело, Крокодил. — Повторил едва ли громче шепота свечи. — Будешь лезть — шкуру спущу, сапожки пошью. Понял?
— Понял, понял. Успокойся, медведь. Выкинут к Луту, как мы оставим мальчика одного?
Михаил разжал пальцы и вернулся на свое место. Кажется, их маленькая стычка прошла незаметно для окружающих. Или, что вероятнее, к сценам бурных выяснений отношений здесь относились как к чему-то обычному.
Дальше ужинали молча. Окончательно стемнело. Дождь не унимался, но местные настолько привыкли к его неумолчной болтовне, что не обращали на нее внимания.
— Я вот что думаю, — Нил отодвинул пустую тарелку, — как мне все-таки лучше это осуществить? В Луте или на Хоме?
— Сыграть карту? — Михаил обхватил ладонью кружку. — Думаю, можно попробовать и там, и здесь.
— А если количество попыток ограничено?
— Не попробуешь — не узнаешь.
— Лаааадно, завтра, — шумно выдохнул Нил, потягиваясь, — я отлить и спать. Ты как?
— Еще посижу, — Михаил откинулся на спинку стула, подвинул к себе ихор.
— Твое дело, — поддел Нил, поднимаясь.
И тут же плюхнулся обратно, широко раскрыл глаза.
Михаил хотел обернуться, но передумал, ощутив железный клюв револьвера между лопатками.
— Добрый вечер, молодые люди, — за стол плавно подсела худая женщина в длинном пестром платье и с бесцветными, по плечи обрезанными, волосами. — Нил, право, тебя легко потерять и так трудно найти. Вижу, ты все так же быстро обретаешь друзей.
Глаза ее, острые словно гвозди, вонзились в лицо Михаила.
— Иванов, надо же. Чем он вас купил, юноша?
— Мы не друзья, — проскрипел Нил. — Просто компаньон за ужином.
