— Э, не скажите. Это решается увеличением штата цензоров. Но может быть вы и правы. Если две-три полуоппозиционных газеты ещё потерпят, то с дальновиденьем — никогда. — Старик взмахнул газетой. — Вот полюбуйтесь. Только и могут, что карикатурку нарисовать. И нечто невнятно-расплывчатое против Борова сварганить. И это вместо того, чтобы написать серьёзную статью про него. Обличающую статью. Недаром же его народ не любит. Обнаглел Боров, обнаглел. Мздоимец к тому же. Давно пора на каторгу. Вот скажите, отчего по-вашему Борова держат?
— Возможно, Верховный не знает.
— А, понимаю. Добрый и справедливый царь и алчное, недалёкое окружение. Старая сказка. Всё немного сложнее и проще одновременно. И в окружении Верховного есть порядочные люди, и в рядах обличителей общественных язв есть беспринципные, законченные сволочи.
'Ты часом, дядя, не из этих?' — хотелось спросить Масканину. Но не спросил, ругнулся про себя и стал думать о своём.
— …просто надо знать, как бороться и с кем бороться, — вещал старик между тем. — Все понимают, что главный раздражитель — Боров, но попробуйте его ухватить! Народ пока ещё верит Верховному, надеется на него. А напрасно. Кто он, этот Верховный, откуда? Всё скрыто…
— Вы это, Верховного не трожьте! — бесцеремонно вмешался подсевший мужичок в нахлобученной на глаза меховой шапке. — Верховный, он над всеми сверху поставлен. Чтоб оттудова, за нас всех, за народ, значит, думать. Верховный он как? Он в общем руководит, на годы вперёд зрит. А то, что где-то всякие безобразия — это ничо, руки у него, значит, до всего не дошли пока.
— Вот видите, — заметил старик, обращаясь к Масканину. — А есть ли он на самом деле, наш правитель?
— То есть как? — спросил Максим.
— Очень просто. Что такое Тайный Совет? Кто в него входит? По какому принципу в него попадают? Разве это нормально, когда высший государственный орган абсолютно не публичен? Вот канцлера взять. Кто-нибудь его видел?
— Я видел, — сказал Масканин.
— Вы видели? — в глазах старика вспыхнул интерес. — И как он? В смысле, какой он?
— Обычный человек. Пожилой, низенький. Мне ещё показалось, что у него язва.
— Язва? — отозвался мужик в шапке. — Верно от худого питания.
— Где же вам довелось его лицезреть? — поинтересовался старик.
— На полигоне во время манёвров. Нам тогда смотр устроили. Это до войны было.
— А-а, — разочаровался старик.
— А я вот думаю, — снова вмешался мужик в шапке, — Верховный Борова скоро погонит. Потом Борова посадят.
— Отчего вы так думаете? — спросил старик.
— Да как же иначе? — изумился мужик. — Я вон в Новых Мысках работал, это под Кирилловым. Автобан там строил. Потом через Унгурку мост новый возводили. Так там у нас как, вишь, до самого моста дошло, три декады без жалования вкалывали. Терпели всё. Потом ещё три. Тогда бастовать стали. Мужики, те что нетерпеливые, они сразу по домам разбрелись. Мы же остались, денежку нашу кровную требовать. И тут сам Боров примчался с жандармами. Согнали нас всех, Боров кричит: 'Скоты!' По матери кроет, а мы, значит, знай своё гнём, мол, жалование наше подавайте. Так он, Сатана такая, крикнул жандармам нас кнутовьём угостить. Ну после того я домой и подался.
— Так вот почему Межицкий в отставку подал, — задумчиво произнёс старик.
— Какой такой Межицкий? — нахмурился мужик в шапке. — Никакого Межицкого там не было. Кто он такой?
— Межицкий — бывший шеф-жандарм. Конечно, он там не был. Откуда ему там быть? Подал в отставку и поживает себе спокойненько.
Дальше Масканин слушать не мог, старик начал его раздражать. О Межицком Максим ничего не знал, но если это история — правда, то экс-шеф жандармерии отнюдь не 'поживает себе спокойненько'. На Межицкого легла тень позора, как можно после этого оставаться на своём посту и не потерять честь? Максим не понимал рассуждений старика. И эти его 'заезды' про Тайный Совет. Агитатор какой-то. Вот из-за таких граждан и происходят брожения в умах.
Самое время откланяться, но говорить что-нибудь соседу напоследок Масканин не стал. Пусть катится к чертям собачьим.
Как раз в этот момент по репродуктору возвестили о подаче поезда на Вольногорск. По пути к платформе Максим зарулил в уборную. Вскочил в свободную отдельную кабинку, быстренько справил нужду и достал 'Сичкарь'. Секунду поколебался, да загнал патрон в патронник, так — по привычке, на всякий случай. Привычка, говорят, вторая натура. А пружина, чёрт с ней…
На шестой платформе в миг образовалась толпа. Народ переминался и неосознанно жался поплотнее. Вряд ли от холода, хоть мороз постепенно крепчал, просто всем поскорее хотелось забраться в вагоны и занять места.
Когда состав остановился и первые пассажиры начали штурм вагонов, у хвоста поезда появился жандармский патруль. При виде их Масканин матюкнулся, слишком экипировка патрулей глаза мозолила. В бронниках, с ростовыми пулезащитными щитами и при автоматах. Такую экипировочку бы да на фронт! Интересно, они к боям в городе готовятся? Похоже, кто-то в верхах не на шутку струхнул, раз столько малиновых в город нагнали, да такую снарягу повыдавали.
Усталый проводник, старательно изображавший вежливую улыбку, внимательно проверил и прокомпостировал билет. По затоптанной ковровой дорожке Максим прошёл в салон, бухнулся на своё место и закрыл глаза. Теперь можно и поспать. Неудобно, конечно, спать сидя, но это сущая безделица. Бывало, и в строю спал и не падал. Максим заснул.
Он проснулся как от толчка, с чувством тревоги и смутной опасности. Не показывая виду, осмотрелся. Обзору ничто не мешало, общие вагоны не имели кубриков, всё пространство открыто. Часть пассажиров успела смениться, да и посвободнее стало. На первый взгляд, ничего необычного, если не брать в расчёт пару господ, выглядевших абсолютно спокойными на фоне остальных пассажиров, роптавших и раздражённых. Впрочем, роптали не все, кое-кто беззаботно дрых. Обособившаяся в противоположном конце вагона кучка нижних чинов, из отпускников, да староватый для своего звания подпоручик, согнувшийся во сне прямо через проход от Масканина. Хотя нет, не подпоручик, эмблемы на петлицах шинели инженерные, а раз инженерные войска, значит младший воентехник 2-го разряда. Из штатских никто не спал, дамы в возрасте шептались, барышни постреливали глазками, их кавалеры, да и просто весь разночинный народ, пялились в окна. В общем, ничего необычного…
Стоп. Взгляд Максима скользнул по добродушному господину в собачьем полушубке. Господин вежливо так, время от времени, перекидывался с соседями шутками, старался всех успокоить. Но вот такой ли он шутник и весельчак? Было в нём что-то такое, что не вписывалось в изображаемый образ. С первого взгляда всё в нём естественно, однако поднаторевший в физиогномике Масканин чувствовал фальшь. Ну не соответствовали его лёгкость и шутливость внутреннему состоянию, нет-нет да прострелит потаённая тревога.
