Голова была обнажена, исключая обвивавший лоб узкий золотой обод. Длинные волосы были собраны в чуб, открывая суровое худое лицо с задубелой от солнца кожей. Примарх держался с непринужденностью степного воина, хотя утонченное достоинство в его облике говорило о более высоком происхождении.
Хан. Каган. Боевой Ястреб.
Казалось, он занимал больше пространства, чем должен был, словно его душа слишком сильно давила на физическую оболочку. Арвида видел, как он сражался на Просперо с Повелителем Смерти Мортарионом. Это была самая совершенная демонстрация фехтовального мастерства, которую легионер Тысячи Сынов когда-либо видел. Даже отсутствие великолепного доспеха и прозаичная обстановка судебного процесса не могли приглушить исходящее от примарха ощущение угрозы.
В Хане не было ничего лишнего. Он был таким же чистым и стихийным, как пламя, силой вечности, выпущенной во вселенную ничтожных душ.
Примарх не смотрел на собравшихся воинов. Его выражение почти ничего не выражало, за исключением едва уловимого отвращения, вызванного тем, что он вынужден делать.
— Итак, — произнес Хан, и его величественный голос разнесся по залу подобно тихому, угрожающему рыку тигра. — Давайте начнем.
Трибунал проводился на хорчине. Арвида и Есугэй знали, что так будет, и поэтому приготовились. Когда участники говорили, Есугэй переводил на готик, и слова появились в разуме Арвиды, словно сами говорящие помещали их туда. Тем не менее, процесс не был полностью пассивным, так как Арвида использовал собственное чувство будущего, чтобы уловить оттенки и интонации оригинального произношения. Результатом стала своего рода смешанная мыслеречь, почти неотличимая от процесса слушания.
Арвиду все это утомляло, но он предпочел постоянно слышать шепот Есугэя. Кроме того, корвид полагал, что провидец бури использовал мыслеречь, чтобы проверить, насколько быстро восстанавливаются когнитивные способности Арвиды.
— Назови свое имя, — сказал Хан, хотя Арвида по его губам прочитал иные словоформы.
— Меня зовут Орзун из братства Крючковатого Клинка.
Осужденный воин смотрел прямо на примарха, без страха и дерзости. Различие в них было заметным, впрочем, как и сходство.
— Назови свое преступление.
— Я прислушался ко лжи слуг Магистра войны и присоединился к тем, кто замышлял разрушить Легион. Меня склонил нойон-хан Хасик. Я убил братьев орду во время нападения на фрегат «Гамализ», когда нам оказали сопротивление и сдался только, когда мы узнали, что нойон-хан свергнут, а Каган вернулся.
Твердый, как сталь взгляд Хана ни разу не дрогнул, словно примарх знал: достаточно ему чуть смягчиться и вернутся сомнения, которые подорвали решимость Легиона.
— И кому ты верен сейчас?
— Кагану, орду Джагатая и Империуму Человечества. Из-за гордыни и глупости я сбился с пути.
— По какой причине?
— Мне сказали, что Император покинул Великий крестовый поход ради ксеносов. Я верил, что недовольство Магистра войны было справедливым. Что вы и он — братья по оружию, и наши действия помогут вам заключить союз.
— Ты не стремился к дарам якши или задьин арга?
Орзун яростно затряс головой.
— Нет. Я — воин, мастер гуань дао. Единственным моим желанием было видеть, как Каган и Магистр войны сражаются бок о бок.
— Другие совершили то же, что и ты. Так как их намерения были чисты, а преступления не тяжки, им позволено вернуться на службу. Они стали сагьяр мазан и понесли возмездие врагу. Если они выживут, то вернутся в Легион, а их преступления будут забыты. Я изучил твое дело Орзун из братства Крючковатого Клинка. Если ты пожелаешь, то можешь принять этот путь.
— К сожалению, не могу, Каган.
Лицо Хана оставалось непроницаемым, словно подготовленное к неминуемому горькому ответу.
— Назови мне причину.
— Я дал клятву на крови.
По аудиториуму пробежался приглушенный шум голосов. Выходит, Орзун был одним из них.
— Ты выбираешь смерть, когда предложена жизнь, — подытожил Хан.
— Я поклялся на Пути Небес и призвал вечную пустоту забрать меня и поглотить мою душу, если отрекусь от своей клятвы. Я исполнил обряд цусан гараг и связал себя законом вселенной. Выбор был ошибочным, но клятва неизменна, как и судьба клятвопреступника. Так было с тех самых пор, как мы ступали по бесконечным лугам.
— Эта война — иная. Более великие воины, чем ты уже доказали вероломность.
— Тогда пустота проклянет и их.
— Я могу освободить тебя. Я Каган, творец закона. Тебе нет необходимости идти на это.
Впервые лицо Орзуна дрогнуло. Он посмотрел на окружавших его воинов, затем на эмблему Легиона, и, наконец, снова на примарха.
— Я дал клятву, — сказал легионер. — Ее нельзя взять назад. Даже вам это не дано, повелитель.
Хан несколько секунд смотрел в глаза воину, выискивая в нем малейший шанс на отречение.
— Ты поступил глупо, Орзун, — сказал он. — Даже если бы я связал свою судьбу с братом, то никогда бы не позволил, чтобы этот обет сохранил силу. Клятва на крови священна, она дается в присутствии задьин арга для разрешения вопросов вендетты. Ты позволил обмануть себя, превратить клятву в жалкую насмешку. Ты погубил себя в тот самый момент, когда я крайне нуждаюсь в воинах.
Орзун оставался непреклонным, пока говорил его господин. Он знал об этом, как и все присутствующие в зале. Слова примарха не изменили бы его решения.
— Я в последний раз спрашиваю тебя, — обратился Хан. — Откажешься ли ты от клятвы?
Орзун ответил немедленно.
— Я бы сражался с вами до самых врат Терры, повелитель. Я бы погиб там с улыбкой на устах. Но я не уподоблюсь тем, кто погубил меня. Я не буду лгать ни человеку, ни старым богам, и не нарушу клятву. Я больше не заслуживаю данной мне жизни.
— Тогда ты знаешь, что необходимо сделать, — сказал Хан, извлекая меч.
Он спустился с трибуны и подошел к Орзуну.
Воин напрягся, но оставался неподвижным. Хан встал перед ним, направив острие меча к незащищенной груди легионера.
— Из всех разновидностей предательства, которые мой брат пустил в ход, это наихудшее. Он разрушил то, что некогда было единым, и обратил наши острейшие клинки против нас же. Я хотел бы, чтобы ты не давал клятвы, так как ты стоишь тысячи предателей, которые нарушили свои собственные обеты. Ты мог бы сражаться со мной на Терре. Когда я буду там, твое имя будет выгравировано на моем доспехе, как и всех тех, кто не проклял себя, отказавшись от цусан гараг. Ваши имена придадут остроту лезвию моего меча, и именно таким способом ты будешь служить мне и далее.
