— Проверяли ведь всех…
— Проверяли. Сошел я за мертвеца… В общем, я и был — мертвецом… Но бойцы эти меня подобрали, как увидели, что я офицер DIS. Я им нужен был, вот они и постарались… Как только штурмовики СГБ оставили базу в мертвой тиши и могильном холоде — вернулись мы втроем. Я дальше идти не могу. И они — не могут. Им офицер здесь нужен — одни не справятся. Я рад, что вы здесь… Не хотелось мне их оставлять без присмотра… А вы уж точно пересечений с патрулями не допустите — вы ведь здесь графики составляли… И с ликвидаторами вы разберетесь — ведь вы — ликвидатор… хоть и штабной…
— Вам лучше молчать, Швайген…
Он закашлялся надсадным смехом…
— Я всю жизнь молчал!.. И скоро замолчу на всю смерть, полковник!.. Я и сейчас не могу ничего сказать в голос — дыхания не хватает… легкие, будто сожгло… Дайте хоть мысленно… Не обрубайте мне линию… Посмотрите лучше на этих — на обоих… Я все пытаюсь понять, как они — дезертиры пропащие — не побоялись ко мне шага ступить… Ко мне — к карателю, к ликвидатору… К тому, кто всю жизнь терпеливо искал и жестоко уничтожал подобных им… Подобных им преступников… Преступников, полковник!.. Я не понимаю, как я пошел с ними!..
Ханс вздрогнул и с обиженным удивлением уставился на лейтенанта…
— Гюнтер, вы просто хотели жить… как мы… Мы не виноваты, Гюнтер…
— Не виноваты?! Мы?! Преступники?! Мы — преступники, Ханс!
— Гюнтер, но я не виноват…
— Заткнись, Ханс!.. Ты — дезертир!..
— Но я ж не знал… Гюнтер, я узнал об этом не сразу… А потом было поздно… Просто, меня активировали перед боем и послали в бой… А я еще не понял… Ничего еще не понял… У меня в голове пусто было… Я знал все только об оружии, но больше — ни о чем ничего не знал… Олаф мне объяснил потом, что мне не всю программу высшей памяти загрузили, а тогда мне об этом не сказал никто… Мы все бились в лесу, все летели по лесу… бросили сдохшие «стрелы» и все шли через лес… А «драконы» были будто везде, но их будто нигде не было — мы их стрелков не могли отследить… И командир стал меня посылать, но я не понял, куда… Тогда он стал орать, и я заткнулся и пошел по его приказу, но я не понял, куда надо идти…
— Ханс! Он тебя в разведку послал, а не туда, куда ты пошел! Придурок… И ты, Ханс!.. И твой командир, который тебя в разведку послал!..
— Он тоже сказал, что я придурок… Сказал, что у него взвод придурков… Но вообще очень злился — и на нас, и на наших создателей, и на заводскую технику, и на программы памяти… Олаф мне потом объяснил, что ему действительно было, на что злиться… А я тогда, в лесу, остался один, среди врагов… И я не знал, что делать, пока не встретил других бойцов… Их командир сказал, что я должен идти с ними — я пошел… он же приказал… Мы летели на север — подальше от Штрауба — к старой базе возле укрепления Штильштадт… Но раз перед рассветом этот командир подошел ко мне и сказал, что теперь я должен идти один, иначе меня съедят… Я не поверил — ведь это неправильно, но он приказал, и я полетел… Но я не знал, куда лететь, а «стрела» была с испорченным навигатором… И вообще — ее разум был сломан, и она работала только на прямом управлении — я у нее и спросить ничего не мог… Вот я и заблудился… и чуть не замерз, когда у «стрелы» энергия кончилась…
— Как же ты один в снежной пустыне со сломанной «стрелой» не сгинул?..
— Меня нашли охотники с укрепления Штормштадт — с седьмой базы Хантэрхайма… Но они сказали, что в Штормштадт нам нельзя, что надо жить на старых базах далеко от центральных укреплений… Олаф был главным, он научил меня бить скингеров… А потом скингеры стали злей и опасней — им перестали проводить коррекции, и охотиться на них стало сложнее… Тогда мы покинули север — мы с Олафом… ведь скингеры сожгли всех остальных… А мы с Олафом без сырого мяса стали зубы терять… И он сказал, что нам нужно мясо и хвоя, что надо двигать на юго-запад… Но нам было так трудно прятаться близ Штрауба, что мы ушли на восток… Олаф всегда считал, что прятаться надо не просто в таких местах, где нас сложно искать, а в таких, где нам вообще уцелеть сложно, — в таких местах особо не ищут… Поэтому мы идем дальше на восток — на базу Сюань-Чжи…
Лейтенант с раздражением, нарастающим вместе с болью, бросил окурок в костер…
— Сюань-Чжи… Да, на этой базе вас сильно беспокоить не станут — она брошена и Снеговым, и Хакаем. Просто от нее, считай, ничего не осталось…
— Нам с Олафом хватит и того, что осталось… Нам многого не надо, Гюнтер…
— Тогда сразу в выжженные пустыни идите — точно никто искать не будет…
— Олаф сказал, что пойдем, когда припрет… Но мы сможем остаться только у границ выжженной пустыни, куда еще заходят крысы… А станет совсем тяжко — вернемся к границам ледяной пустыни, куда еще заходят скингеры… и крысы… Мы бы не ушли с севера, если бы не разведчики… Если бы только скингеры стали злее, мы бы еще могли остаться — достать специальную защиту и технику охотников Хантэрхайма… Скингеры такие — они бегут только, когда есть, где скрыться… А когда местность открытая или когда их припрешь, — они нападают… Иногда они кажутся неопасными, но вообще они — страшные звери… И крысы — страшные звери, когда нападают стаей или когда просто голодны… Но зато они живут везде — крысы. Олаф сказал, что в выжженной пустыне, где воды нет вообще, они делают воду… Не берут, а именно — делают…
— Синтезируют, Ханс…
— Да не важно — делают же… И мы можем пить их кровь… Только их поймать еще надо… Они умные — не попадаются… особенно в сложные ловушки. Я заметил, Гюнтер, что сложные ловушки их разведчики обходят всегда, когда простые — не все время… И мне еще постоянно приходится прятать эти ловушки, подделывая их под окружающую местность…
Олаф, припав на колено у кострища, раскидал железным штырем угли, присыпая их опаленными осколками сложной техники — оборудования этой базы, специализированной на человекостроении.
— Заткнись, Ханс. Нам пора.
Ханс умолк, робко улыбнувшись лейтенанту, поднялся, подбирая и скручивая шкуры. Олаф энергично кинул мне контейнер с медикаментами…
— Сильных болевых блокаторов нет — заряжайте шприц всем, что хоть отчасти поможет. Швайген должен еще продержаться… И антибиотик колите — схема есть, с пометками дозы.
Я с сомнением посмотрел на лейтенанта и, жестко схватив Олафа за плечо, отвел его в сторону…
— Ему это не нужно.
Олаф вырвал руку из моей хватки, раздраженно вздернув плечами…
— Он сейчас от боли орать начнет. Сколько-то протерпит еще, а потом — заорет. Никто не способен столько терпеть, а нам нельзя шум поднимать.
