секиру на нефритовой рукояти!
Парень задумался, явно пытаясь представить себе эту картинку.
— Что это за хокку? — спросил сэнсэй, склонив ко мне голову.
— Да это частушка такая была в моем мире. Из-за леса из-за гор показал мужик топор. Да не просто показал, он его к…
— Достаточно, — оборвал меня сэнсэй. — Я понял ход твоих похабных мыслей.
Парень чуть пожевал губами:
— А что? Мне нравится. Такая свобода и сила царит в этом хокку. Стремление к вершине, к небу… Вызов судьбе и смерти… Красиво! Можно узнать ваше имя, господин с белыми как снег волосами?
Я сначала даже не понял, что это обращаются ко мне. Нет, я не такой тормоз, чтобы тупить напропалую, но как-то непривычно было слышать подобное витиеватое обращение в свой адрес.
— Такаги Изаму, — поклонился я вежливо. — Из великого клана Такаги, что на севере нашей прекрасной страны…
— Вы принадлежите какому-то молодому роду? — спросил молодой человек. — Простите мою неосведомленность, я не очень хорошо знаком с северными людьми.
Я хмыкнул. И в самом деле, клан Такаги вообще донельзя молод. Всего несколько лет и существует… Даже детьми ещё обзавестись не успел, если не считать Киоси, а также сына Миоки.
— Да, наш род ещё очень молод. Совсем недавно мы получили от императора признание. Наш герб только-только занял место среди сасимоно других родов. А вы? Как вас зовут? — спросил я, чтобы не показаться грубияном.
— Ногути Такаюки, — с легким поклоном ответил молодой человек. — Из древнего рода Ногути, чьи родовые земли находятся на острове Кюсю в провинции Нагасаки.
Сэнсэй вытаращился так, что его узкие глаза приняли очертания европейских.
— Очень приятно познакомиться. Жаль, что наше знакомство станет таким мимолетным, хотя и весьма хорошим. Пожилой господин, обида на мои слова всё ещё ранит вас?
— Да срать я хотел… То есть, нет, всё нормально, господин Ногути, — сэнсей придал своим глазам привычное выражение. — Меня зовут Норобу…
Возникла пауза. Молодой человек явно ждал продолжения, но сэнсэй замолчал и всем своим видом показывал, что на этом всё.
— Просто Норобу? — осторожно спросил Такаюки. — И всё?
— Да, просто Норобу и всё, — пробурчал сэнсэй. — Я не люблю разбрасываться титулами и званиями.
— Но ведь только у презренных крестьян есть имя…
— А я дал обет, что откажусь от своей родовой фамилии до тех пор, пока на свете продолжает главенствовать несправедливость. Как только всех злыдней и говнюков переубиваю, так и верну свою добрую фамилию.
Я посмотрел на сэнсэя, тот только что не отставил правую ножку вперед, и не заправил руку за кимоно, пародируя лидера партии, а также отца всех народов. Такой пафосной была его речь, что аж скулы сводило. Но, сводило у меня, а вот для Ногути это объяснение показалось вполне приемлимым.
— Ваша скромность очень впечатляет, — поклонился Такаюки. — Не смею спрашивать, в честь чего обет вы принесли, но ваше стремление достойно уважения. Так могу ли я просить вас о том одолжении, что и раньше? У меня не так много денег, но мне они не нужны, когда я отправлюсь в Дзигоку… Да, за мою ошибку меня вовсе не ожидает рай, только ад…
Сэнсэй молча смотрел на Ногути. Смотрел с каким-то сожалением, как будто на его глазах умирал щенок, а Норобу ничего не мог с этим поделать.
— Чего ты так реагируешь, сэнсэй? — спросил я. — Это какой-то известный полководец? Чего ты так на него вытаращился?
— Нет, всё нормально, — отозвался Норобу. — Я… я выполню твою просьбу господин Ногути.
— Я не сомневался в вашем достоинстве и доброте, — снова поклонился Такаюки. — Как же я рад, что в последний путь меня отправит такой мудрый воин. Это честь для меня, господин Норобу. Мне осталось только дописать хокку и я буду готов. Господин Такаги, не будете ли вы так добры прочитать мне что-нибудь ещё, чтобы я вдохновился и настроился на нужный лад?
— Да как два пальца… в рисовый колобок опустить, — улыбнулся я, чуть подумал и выдал: — Уронил самурай свой меч в волны реки Оиси. Пусть несут его волны…
— Как прекрасно сказано про вечность, — восхитился Такаюки. — Моему восторгу нет предела.
Он склонился над бумагой, выписывая каллиграфическими штрихами своё послание в стихах.
— Топор из села Кукуево? — спросил многоопытный сэснэй негромко, чтобы не мешать посторонними звуками.
— Он самый, — с улыбкой ответил я.
Сэнсэй в ответ только покачал головой. Не мог он понять — почему я прикалываюсь рядом с тем, кто хочет совершить ритуальное самоубийство. Считал это надругательством над ещё теплым телом.
В этот момент Ногути закончил свою писанину. Отложил перо в сторону, сложил бумагу и аккуратно положил её с левой стороны от танто. Затем посмотрел на сэнсэя и подтянул за шнурок катану, лежащую возле доспехов.
— Господин Норобу, я прошу вас занять место возле меня, — с новым поклоном сказал Такаюки, протягивая меч. — Этот меч долгое время передавался из рук в руки самураев рода Ногути. Теперь пришла пора прерваться этой славной традиции. Я совершил ошибку и должен искупить её… Я благодарен небу за то, что в последний мой миг смог узнать двух чудесных людей — великого поэта Такаги Изаму и его мудрого спутника Норобу.
Норобу молча поклонился в ответ. Он с уважением взял катану в руки, чуть вытащил из ножен, любуясь заточкой, а потом обнажил её полностью. Солнце отразилось от лезвия, пустив зайчика мне в глаза. Я невольно сощурился.
Сэнсэй встал чуть сзади и слева, чтобы не мешать проведению сэппуку. Ногути сглотнул, с бледным лицом взялся за танто и посмотрел на небо, с которого на него смотрело бесстрастное солнце.
— Что же, вот и пришел конец роду Ногути, — проговорил он, поднимая танто на уровень глаз.
Норобу тоже поднял катану…
Сверкнуло на солнце лезвие, и тут же послышался звон стали. За один краткий миг катана опустилась молнией и выбила танто из рук Такаюки. Танто взвилось в воздух, отлетело на пару метров и успешно скрылось между корней белокопытника.
Уже заглянувший в зрачки смерти самурай не поверил произошедшему и застыл, как будто парализованный. Такой подлости от человека, которому доверил смахнуть голову, он явно не ожидал.
