Глеб усмехнулся. Слышал он, какие разговоры ходят о Фрязине и о самой Евдокии Петровне. Мол, подземелья у нее, где твари содержатся, а то и люди. Для опытов, как выразился Рустам. Это у Старовойтовой-то! Да он милее женщину, наверное, и не видел. Даже непонятно, как она, со своим-то характером, мировым светилом в иммунологии стать смогла. Нет там никаких подземелий.
– И еще одна мысль меня гложет, – признался Рустам. – Хочу какую-нибудь красотку у тебя из-под носа увести. Иначе мое мужское самолюбие так страдает, так страдает! – И он, придав лицу печальное выражение, для пущего эффекта покачал головой из стороны в сторону.
– Ну-ну! – раздался из угла голос, как выяснилось, уже проснувшегося Поликарпова. – Как говорится: надежды юношей питают.
Семен рывком сел на нарах, потянулся до хруста костей.
– До ветру никто не желает?
Поодиночке на улицу никто не выходил, всегда в паре: пока один делал свое дело, другой подстраховывал его с оружием.
– Самая позорная смерть – умереть засранцем, – то ли в шутку, то ли всерьез буквально утром заявил Рустам.
Не промолчал он и сейчас:
– Пошли, Сема, я тебя с гранатами подстрахую. Специально для таких случаев парочку держу.
Они вышли, а Глеб продолжал смотреть на огонь. Возможно, и прав Рустам: не все так страшно, как он к тому себя готовит.
«Что-то долго их нет», – подумал он, когда снаружи послышались встревоженные голоса. Подхватив автомат, он пинком открыл дверь, одновременно щелкая затвором. Пурга несколько утихла, сумерки еще не сгустились, и потому он сразу увидел обоих. Рустам с оружием наготове крутился по сторонам, ну а Семен… Семен нес на себе какого-то человека.
– На стол его клади, на стол, – скомандовал Чужинов, когда все они оказались внутри дома.
Прямо над столом располагалось длинное, узкое, в одно бревно, окно, и хоть какой-то свет оно еще давало.
Взявшийся непонятно откуда человек был жив, хотя висел на спине Поликарпова огромной тряпичной куклой. На его одежде Глеб не обнаружил ни следов крови, ни повреждений. Вот только самой одежды на нем явно было мало для такого времени года. Ватные штаны, рубаха, на ногах шерстяные носки грубой домашней вязки и все.
– Братан, ты откуда такой? Что случилось? – тряс его Джиоев. – Еще кто-нибудь есть? Глеб, он весь обморозился.
– Вижу, Рустам, вижу. – Кисти рук у незнакомца выглядели мертвенно-белыми. Как и уши, нос, щеки.
Говорят, что при обморожении наступает самая легкая смерть. Когда тело перестает чувствовать холод, приходит сладостное забытье. По всему телу распространяется тепло, а грезы становятся настолько явными, что человек уверен, будто с ним все происходит на самом деле. Заснет он с блаженной улыбкой на лице и уже не проснется. Блаженная улыбка играла и на лице этого человека.
«Вряд ли и с ногами дело обстоит намного лучше», – подумал Чужинов, сдирая с незнакомца носки, чтобы через мгновение убедиться в том, что прав.
– Семен, ставь чайник! – через плечо бросил он.
Отогревать замерзшего необходимо постепенно, и ни в коем случае не растирать, а вот теплое питье ему нисколько не повредит.
Наконец человек пришел в себя, открыл глаза, посмотрел вокруг непонимающим взором: где я? что со мной? И тут его затрясло крупной дрожью, так, что зуб на зуб не попадал. Казалось – миг, и они рассыплются осколками. Выражение лица с блаженного переменилось на мученическое, а сам он испустил протяжный стон.
«То ли еще будет, – подумал Чужинов, осторожно перекладывая человека на нары и прикрывая собственной курткой. – Скоро придет настоящая боль».
Видел он, как кричат от боли взрослые мужчины, когда к телу возвращается чувствительность. Да не просто кричат – орут благим матом.
– Ты меня слышишь? – обратился к незнакомцу Глеб, обнаружив, что его взгляд стал осмысленным.
Тот, не преставая дрожать, часто закивал головой: да.
– Ты был один?
Возможно, поблизости есть еще человек, а то и несколько.
– Н-не з-з-знаю.
Все трое переглянулись: как так?
– Откуда ты? – настойчиво продолжал расспросы Чужинов.
– Из Х-х-х-м-м-м…
– Из Хмырей? – закончил за пострадавшего Рустам.
– Д-д-да.
– А сюда как попал? И почему босой?
– И-их б-больше н-нет.
Напоенный теплой водой, незнакомец пусть и болезненно морщился, но говорил уже связно:
– С утра все началось, перед самым рассветом. Я как раз с караула сменился, спать решил завалиться, раздеваться уже начал. Тут слышу, за окном что-то происходит, выскочил на крыльцо в чем был, а там!.. Твари, много тварей! Я попятился, с крыльца свалился, а они мимо меня в открытую дверь… Как они меня не заметили, мимо проскочили?!
– Рассказывай, что дальше было, – не слишком ласково предложил ему Рустам.
– Да что могло быть дальше? Стрельба, люди кричат, твари мечутся. Меня Бог миловал: ни одна не заметила, пока я до частокола добирался. На вышку поднялся и на другую сторону спрыгнул. Только тем и спасся.
– Сколько их было?
– Много, очень много. И облудки, и обычные, все вперемешку. В общем, нет больше Хмырников.
Они переглянулись между собой: этому человеку доверия нет. Даже если Хмырники действительно подверглись нападению, так легко их, впрочем, как и любое другое поселение, не разорить. Там все сделано для того, чтобы пережить внезапный налет, – жизнь научила. Часть людей, большая или меньшая, погибла, но чтобы Хмырники перестали существовать совсем!.. К тому же, с его слов, обычные твари в разгар холодов… Уже из-за одного этого поверить незнакомцу невозможно.
– Ты это, мужик, попробуй уснуть, – сказал Семен, когда стало понятно, что больше ничего выудить им не удастся.
– Ну и кто что об этом думает? – спросил Чужинов, глядя в узкое темное окно.
– Надо обязательно туда наведаться, – первым откликнулся Поликарпов. – Не факт, что все так плохо. Да и кто даст гарантии, что у него, – и Семен указал подбородком на нары, – с головой все в порядке? Вариантов хренова туча. Начиная с того, что у него внезапно крыша поехала, заканчивая тем, что из Хмырей его попросту вышвырнули. Застукали за делом каким непотребным и дали пинка под зад. Времена нынче такие – судей с прокурорами нет.
– Ну, зная характер Чужака, в том, что стороной Хмыри мы обходить не станем, я даже не сомневаюсь. Кстати, как его зовут, не расслышали?
– Павлом как будто бы. Фамилию только не разобрал. Глеб, что молчишь?
– Не обойдем. Там поблизости, на другой стороне реки, возвышенность есть. Ее все Лысой горой называют: на макушке ничего не растет – сплошь камни. На самом деле горой ее трудно назвать, так, холм обычный, но Хмырники проглядываются с ее вершины полностью. Вот там уже и решим, что дальше делать. Тут ведь еще одна проблема образовалась: не бросишь его здесь одного. И вообще, опасаюсь я, что он без рук, без ног останется, а уж без ушей точно. Ничего хорошего, в общем, его не ждет.
