Александр Конторович - СМЕРШ «попаданцев». «Зачистка» истории

Осень 1795 года. НПЦ «Дакота»

Зануда

Кого я вижу?! Точнее, что? Чужой, в смысле, не мой, а, вспомнил, незнакомый потолок! Ну естественно незнакомый — в госпитале лежать мне пока еще не приходилось. Да и в этот раз, надеюсь, не придется. Так, надышался растворителя, прочихаюсь, просплюсь и буду как пепино[11]. В смысле, свежий и упругий, а не зеленый и в пупырышках. Но спорить с санитарами сил нет. Да и не хочется. Так прикольно — ты лежишь, а они тебя несут. Плохо только — растрясли так, что даже койка кажется качающейся. И вообще у меня теперь морская болезнь.

О, явление второе. Наш главный Эскулап, Гиппократ и Парацельс в одном флаконе. А также Пирогов и Вишневский. Белый халат развевается, как плащ с кровавым подбоем, за спиной студенты-ассистенты, некоторые очень даже ничего. Студентки, разумеется. И ассистентки. И пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает! Только вот я не на лихом коне, а на больничной койке, с лица бледный и поцарапанный. Ох, тошно мне, тошно.

Да, доктор. Эксперимент, который мы проводили, настолько секретен, что я даже не знаю, в чем он заключается. Шутка. Знаю, конечно же. Это идея Хорхе — использовать бензол. Нет, не чистый, но мы не учли, что ацетон выкипает значительно быстрее и после нескольких циклов остается почти чистый бензол. Ну ты помнишь — Кеккуле увидел его формулу во сне. Почему не важно? Врач должен внимательно выслушать все, что говорит больной. Хорошо, продолжаю не отвлекаясь. Значит, остался бензол. И пироксилиновый студень. И бензол взрывообразно вскипел. Он, собака такая, это любит. Аппарат лопнул, все разлетелось по сторонам, мы попадали на пол и медленно, не создавая паники, поползли в сторону кладбища. Шучу, шучу. Кроме бензола могут быть еще камфора, нитроглицерин… Да спросите у Хорхе. Без сознания? Ну да, он же ближе стоял. Ой, так ведь ему и сильнее досталось. Доктор, пойдем быстрее к нему. Вы идите, не задерживайтесь, я вас догоню. Ну зачем ты меня укладываешь? Ты мне встать помоги. Что значит «лежать»? Да ты знаешь, с кем разговариваешь? Я — Директор, член Совета Тридцати. Если бы у меня голова не кружилась, я бы тебя своими руками уделал! Да! И уделаю, только в себя приду. Ох, тошно мне, тошно…

Через несколько часов я уже мог трезво оценить и внятно описать свое состояние, да вот только никто меня об этом не спрашивал. Камрад Шоно заглянул на минуту, сказал, что Хорхе жив и, скорее всего, жить будет, а мне достаточно отлежаться — продышаться. Прописал, однако, какую-то микстуру для быстрейшего восстановления. Предлагал врачебный пост, но я отказался — врачи нужны тяжело больным и раненым, а мне вполне хватит медбрата. Эх, как вспомню, что наговорил ему сгоряча…

Чтобы отвлечься от разных болей и неудобств, я пытался предаваться размышлениям. Трещин на потолке не было, стены разглядывать неудобно, а в окно и вовсе не выглянуть. Кисейная занавеска на окне не пускала мух и комаров. Это, конечно, хорошо, но на чем же сосредоточиться, кроме как на своих болячках?! О политике, что ли? Не европейской, конечно же. Местной и, так сказать, добрососедской. Беспокоит меня Китай. Отцы-командиры задумали там что-то долгосрочное и хитровывернутое. Чтобы с одной стороны насыпать песку в буксы англам не только в Индии (Дядя Саша и Типу-саиб — бхай-бхай), но и по другую сторону Гималаев. С другой же — чтобы излишне любопытные потомки нашли (с трудом и риском) в Китае следы пребывания там наших легендарных предков. Главное, почва для зерен огня там благодатная. Император дряхл, его премьер-министр жаден и не очень умен, армия и чиновничество подгнили, а на юге до сих пор помнят предыдущую династию. Правда, как-то странно, как у нас во время перестройки вспоминали Николая II — такие они были мудрые, благородные и любимые народом, что непонятно, как страну профукали.

Хотя по-человечески это как раз понятно — раньше и вода была мокрее, и трава зеленее, и обиды с неудачами давно и прочно забыты, а вот достижения превратились в мифы о героях древности, седлавших стальных коней и летавших на серебристых птицах. А что этот «железный конь» масла жрал больше, чем бензина, и запускался только после прожига свечей… Ох, блин, зря я про ту поездку на мотоцикле вспомнил. Смотрю в потолок, не трясу головой и не думаю о белом медведе…

К тому же окраины всегда недолюбливают столицы. А покоренные народы — оккупантов. Так что коктейль в Гвонцу[12] еще тот. Пираты и купцы, ремесленники и крестьяне, правительственные чиновники и бродячие монахи, и каждый из них может оказаться на самом деле тайным агентом какого-нибудь «Белого лотоса». Этакая китайская Одесса из фильма «Опасные гастроли». Эх, какой там Высоцкий был…

Ладно, прочь мрачные мысли из моей больной головы. Своего резидента и даже агента туда отправить не выходит — просто некого. На совещании в узком кругу решили вроде бы прикормить кого-нибудь из тамошних пиратов. А уж дальнейшее продвижение вглубь материка будет его заботой. Подробностей не знаю — не мое это дело, зато точно известно, что из ключевых технологий передаем производство селитры в селитренницах. А то эти дети степей[13] до сих пор бегают с луками и фитильными аркебузами. Читал еще в той, прежней жизни, что во время какой-то заварушки-междусобойчика повстанцы успешно защищались от их стрел и пуль толстыми ватными матрасами. Так что если у повстанцев появятся ружья хотя бы уровня «шатенки Бесс»[14], правительственные зондеркоманды будут неприятно поражены.

Другой вопрос — какая у пиратов может быть промышленная база? При их беспокойной жизни — да никакой. А с другой стороны, джонки строить, награбленное продавать — для всего этого нужны связи на континенте. Тьфу, да не моя это головная боль в прямом и переносном смысле! Мое дело — вложить основы химии и технологии в какого-нибудь Чунга или Чанга. А об остальном пусть его и мое начальства думают.

Ноябрь 1795 года. Форт ВВВ

Из дневника Сергея Акимова