Двое с боков дернулись было вперед, чтобы помочь лидеру, но в грудь каждому из них уткнулся ствол с взведенным курком.
— Нехорошо ты поступаешь, когда обманываешь, Хлебопашец.
Я с облегчением узнал голос Евы, слегка приглушенный фильтрами. Она, не стесняясь, наступила на поверженного охранника и оттолкнула его прихвостней, продолжая держать их под прицелом двух своих «Кугуаров». Те отступили со злобным сопением и встали поодаль.
— Если бы ты не путалась с Эрипио… — прошипел с земли дикий. При упоминании предводителя Нарополя меня коротко кольнула ревность. — Если бы только не путалась…
— И что бы тогда? — поинтересовалась Ева, нагибаясь и стараясь перехватить в полумраке его взгляд.
— Ты знаешь, что у нас делают с непослушными девками. — Он откатился в сторону и поднялся на четвереньки. — Сгнила бы на Кировской.
— Вставай и уходи, — без злости сказала Ева. — Твой путь прямой и короткий.
Перепачканный в грязи Хлебопашец с сопровождающей парочкой, тихонько матерясь, вернулся под крышу остановки. Троица снова слилась с утренней мглой. По большому счету, никакие это были не охранники. Обыкновенное гопьё. Бандиты из свиты Эрипио, которые под предлогом досмотра грабили людей. И подобного отребья на Безымянке водилось в достатке.
Дождь утих, но бесконечная морось продолжала неприятно студить скулы.
Мы, постоянно оглядываясь, перешли на другую сторону шоссе и, обогнув бензозаправку с переломанными колонками, оказались у торца дома. Здесь темнел вход в подвал, из которого можно было попасть в заброшенное бомбоубежище.
Светя фонариками под ноги и держа оружие наготове, мы осторожно спустились, прошли по пыльному коридору сквозь несколько помещений, котельную и оказались перед входом в убежище, перегороженным решетчатой дверью. Я снял с ушка навесной замок, который давно не защелкивался и висел для вида. Крутая лестница вела вниз, к изолированному комплексу ГО. Мы сбежали по бетонным ступеням и закрыли за собой тяжелую переборку.
Я стянул маску с себя, осторожно снял респиратор с Евы и прикоснулся к ее губам. В отраженном свете фонарика было видно, как она прикрыла глаза, отвечая на поцелуй.
От Евы едва ощутимо пахло мускусом, и даже застывший в мертвом воздухе затхлый душок не мог перебить знакомый запах. Скорее всего, она время от времени пользовалась парфюмом — редкой и непозволительной роскошью для обыкновенного жителя подземной Самары. И каждый раз, когда я оказывался рядом с ней, терпкий аромат сводил меня с ума. В такие моменты особенно остро ощущалось желание ни с кем не делиться этой женщиной.
Но мы были гражданами разных территорий…
— Я скучал.
— Чувствую.
Превозмогая растущее притяжение, я слегка отстранил Еву от себя. Посмотрел в глубокие, чуть раскосые глаза.
— Нужно поговорить.
— Хорошо. Только давай сядем, я устала.
Она и впрямь выглядела хуже обычного: измотанной и озабоченной. Я обратил внимание, как Ева отвела взгляд и нахмурилась. Что-то терзало ее.
Мы прошли в длинную комнату с низким потолком. На цементном полу валялось несколько противогазов с рваными шлангами — брак из разграбленных запасников. Возле стен друг на дружку были навалены скамейки и стулья. В углу возвышалась гора ветхого шмотья, годного разве что на тряпки. Рядом стоял хромой на одну ножку стол, из которого торчали пустые ящики. Над ним висел пожелтевший плакат с планом бомбоубежища.
Посреди комнаты лежал большой кусок полиэтилена, а на нем — одеяло из верблюжьей шерсти. На уголке приютилась керосинка. Мы обустроили место для встреч уже давно, и каждый раз, приходя сюда, я ожидал увидеть, что одеяло и лампа украдены. Но, видимо, скромное убежище не привлекало ни мародеров, ни мутантов, ни беглых бандитов. А может, о нем и вовсе никто не знал, кроме нас двоих. Я даже крыс здесь никогда не видел.
Ева расстегнула и бросила влажную накидку на спинку стула. Потом скинула ботинки и уселась на одеяло, сложила ноги по-турецки.
Я выключил фонарик и запалил керосинку. Пламя сначала боязливо дрогнуло, а потом охватило фитиль и радостно запрыгало в стеклянной колбе. На стенах закривлялись тени.
Когда огонек разгорелся, я отставил лампу в сторонку и опустился на одеяло напротив Евы. Сказал без лишних предисловий:
— Бугры из ЦД задумали какую-то гадость. Я почти уверен, что после открытия туннеля будет провокация по отношению к Безымянке. Вчера меня вызвали с Вокзальной, но не начальник, а Натрикс — крайне опасный тип: бункерский живодер и интриган. Он намекнул, что переговоры придется вести на Гагаринской. Ты, случайно, не знаешь, почему там, а не здесь?
Ева задумалась. Пламя высвечивало ее правый висок с тонкой синей жилкой, щеку и кончик носа. Левая половина лица утопала в тени.
— Ты не зря опасаешься, — ответила она после недолгого молчания. — Агент донес Эрипио о готовящемся вторжении, и он принял контрмеры.
— Вторжении? — Я обомлел. — Город собирается вломиться на Безымянку? Я ничего такого не слышал.
— Власти обеих сторон давно заинтересованы в расширении территории. Открытие туннеля — хороший повод устроить резню и захватить станцию-другую. С нашей стороны к Московской согнаны вооруженные отряды ополченцев.
— А у нас на путях стоит вагон с забитыми окнами. Даже не знаю, что там может быть. Вдруг его собираются использовать как бронепоезд, чтобы добраться до Гагаринской?
Я замолчал, испугавшись собственной догадки. Если все так, как говорит Ева, то через пару часов вместо торжественного мероприятия произойдет невиданная со времен Большого нашествия бойня. Пострадает куча народа, ведь на открытии соберутся сотни людей с обеих сторон.
— Безумие! — сорвалось с моих губ. — Давай уйдем, пока не случилось беды. Думаю, смогу провести тебя через таможню и станционные заставы. Подхватим Ваксу, доберемся до Вокзальной, а там…
— Нет, — перебила Ева тоном, не терпящим возражений. — Мой путь иной.
— Почему? — нахмурился я, стараясь перехватить ее сосредоточенный взгляд.
— Потому что я отвечаю не только за себя.
— Ты все время что-то не договариваешь. — Я почувствовал, что Ева готова поделиться чем-то сокровенным. И решил, что пришло время спросить прямо: — Скажи, почему ты до сих пор путаешься с этой сволочью?
— Эрипио сволочь, — не стала спорить Ева. — Но он сильный человек. И у него есть власть.
— Ты боишься его?
— Нет. Это другое…
Она вновь увела взгляд. Ну вот, опять недомолвки.
— Ты знаешь, — сменила тему Ева, — планируется церемониальный обмен между Городом и Безымянкой…
