— Должны, — кивнул я.
Мы перекусили, после чего я позвонил Пашке и велел готовить машину, а сам занялся выяснением подробностей вчерашнего покушения. Для этого надо было задействовать нашу собственную службу безопасности. Я набрал номер Эдика.
— Саша? — спросил он несколько удивленно. Я в последнее время редко к нему обращался, не было повода.
— Да. У меня тут очень щекотливое дельце.
— Зинаида рассказывала. С ментами проблемы?
— Нет. На это забей. Наоборот, я хочу сам создать им некоторые проблемы. Короче, надо у них изъять жмурика и кинжал, которым он меня чикнул. Это важно.
— Изъять?
Я ожидал удивления в его голосе, но услышал лишь легкое напряжение. Нервы у Эдика были, наверное, из хромированной стали.
— Именно так, — подтвердил я. — Изъять. Жмурика из криминального морга, а кинжал из хранилища вещдоков.
— Саш, ты понимаешь, как это сложно?
— Понимаю. Поэтому обращаюсь к тебе, а не к Ахмаду. Тебя мне рекомендовали как человека, для которого нет ничего невозможного в его области.
— На понт и на слабо меня, Саш, брать не надо. Обидно ведь! Что я, пацан какой? Если ты не шутишь, то возникает вопрос цены.
— Хочешь, я тебя удивлю? — улыбнулся я.
— Валяй.
— Бюджет на это дело не ограничен.
— В смысле? Лимон, что ли?
— Нет, Эдик. Вообще не ограничен. Постарайся уложиться в пятерочку, но если не выйдет, я еще подтяну средства. Но отчет потребую по каждому шагу и за каждую копейку, чтобы ты поскромнее кидал себе на карман.
— Ты меня сегодня второй раз обижаешь.
— Забей, Эдик. Меня вчера так сильно обидели, что ты уж как-нибудь переживешь. Веришь?
— Ладно, не грузись.
— Добро. Берешься?
— Без вопросов. Хочешь, я тебя тоже удивлю?
— Валяй.
— Пятерочка мне не нужна. В лимон уложусь.
— А смысл?
— Вопрос чести.
— Что?! — ему и впрямь удалось меня удивить.
— Понимаешь, если я с этим делом справлюсь, моя репутация укрепится, — ответил Эдик. — Это почти меркантильный интерес, Ты ведь сам потом снова обратишься ко мне, а не к Ахмаду.
— Почти меркантильный?
— Почти. Есть ценности подороже денег.
— Да ну, — поддел я его, желая выяснить, что он думает по этому поводу.
— Вот тебе и ну. Это Ахмад или Сулейман могут с лохов просто взять денег, а работу сделать спустя рукава. Я нет.
— Почему? Это что-то новое на рынке труда.
— Нет, Саш. Это старое. Новое — то, что делает Ахмад. Поглядим еще, кто дольше продержится, как ты говоришь, на рынке труда.
— Какая разница, кто сколько продержится? Они за год нахапают больше, чем ты с такими принципами за десять.
— Может, и так. Но у меня два сына. Не знал? Хотелось бы передать им дело с хорошей репутацией. А что касается денег... Ты ведь мне позвонил по миллионному делу, не к Ахмаду.
«Вот это номер, — подумал я. — Может, не так все плохо в мире, как мне казалось? Погорячился Северный Олень, точно погорячился. Возможно, нашему престарелому миру до агонии еще далеко».
Я продиктовал Эдику фамилию следователя, который меня допрашивал, и велел работать оперативно.
— Зачем тебе труп? — спросила Катя, присев на диван.
— Исследовать, — серьезно ответил я. — Хотя нет, вру. На самом деле не хочу, чтобы этот жмурик лежал в ментовке.
— А смысл?
— Не знаю. Кать, что-то происходит вокруг нас, что-то очень странное. Я бы сам хотел разобраться. Без ментов, без чужих экспертов и, уж конечно, без вмешательства ученых из Академии наук.
Я подумал, стоит ли Катьке рассказывать о приснившемся. Что рассказать, а что утаить?
— Мне сегодня Олень приснился, — признался я.
— Тот самый?
— Да. Но вообще сон был настолько странным, что я не понял, на чем он основан. Реальный это был контакт с некой сущностью или только проекция моего воображения.
— Рассказывай, — потребовала она.
— Мы с Оленем говорили о гибели мира. Тему начал он. А потом он так посмотрел на меня... Кать, я во сне до судорог испугался. Его глазами на меня глянул какой-то жуткий доисторический демон. Я вот сейчас вспоминаю, и мурашки по коже. И теперь вообще не понимаю, что собой представляет этот чертов Олень.
Слово «чертов» снова вызвало на спине волну ледяных мурашек, а сердце неприятно заныло в груди.
— Мне кажется, это отображение какой-то части твоего подсознания, — предположила Катя. — Проявляющаяся во сне.
— У меня тоже до сегодняшнего дня это была версия номер один. Сейчас сомневаюсь. Не мог я такого придумать.
— Мог, — успокоила она меня. — Ты же спал, а сон разума всегда рождает чудовищ. У нас столько всего внутри! Миллиарды лет эволюции оставили свои следы. Почти стертые, но не до конца. Где-то в глубине нашего естества, на генном уровне, мы запросто можем помнить рев хищных динозавров.
— Нда... — вздохнул я. — Но грибница, растущая из трупа, — это произошло не миллиард лет назад, а вчера. Беспокоит меня эта хрень. Честно.
— Меня тоже, — ответила Катька. — Но надо ехать, Анечка ждет. Грибница грибницей, но если клинок был отравлен, это представляет более значимую опасность на данный момент.
— Согласен. — Я кивнул. — Поехали. Только давай Макса возьмем, я его обещал в тир завезти.
— Это еще зачем? — напряглась Катька.
— Он меня вчера огорошил. Говорит, что я когда-нибудь стану старым и не смогу стрелять из винтовки. Поэтому, если он не научится, некому будет тебя защитить от злых колдунов.
— Чисто мужская позиция, — фыркнула Катька. — А я, значит, сама о себе уже не в состоянии позаботиться?
— Ты к тому времени тоже будешь старой, — улыбнулся я.
— Очень смешно.
Она фыркнула и встала с дивана.
Анечка заведовала крупной частной клиникой на севере Москвы. Пашка повез нас не по шоссе, а боковыми улочками, чтобы не увязнуть в пробках. Благодаря ему до клиники мы добрались минут за сорок. Я бывал здесь несколько раз осенью, когда Макс болел, но сейчас тут многое изменилось. Охраны на въезде стало побольше, и оружие у них стало посолиднев — импортные пистолеты-пулеметы вместо дробовиков. «Стечкин», которым я полгода назад вооружил Пашку, пришлось сдать на посту, получив взамен алюминиевый номерок.
Корпуса клиники тоже частично реконструировали. Добавилось затемненных зеркальных стекол, никелированных труб и автомобильных пандусов для подъезда к самому входу. Пашка заехал по одному из них и остановился у дверей, Я выбрался на очищенный от снега асфальт, ежась от пронизывающего холода.
— Макс, побудешь с Павлом? — спросила Катька у сына, выходя следом. — Мы с Сашей одни быстрее управимся.
Они что-то еще говорили, но я не расслышал. Мое внимание привлекло нечто важное, чего я никак не ожидал увидеть так скоро. Внизу, метрах в тридцати от нас за прутьями забора, в толпе на тротуаре мелькнул огненно-рыжий сполох. Не только волосы незнакомки, но и ее длинношерстная шубка была ярко-рыжего цвета.
