— Пандейские ведьмы не годятся в наложницы, — негромко сказал отец Туку.
«Что он, мысли мои читает?» — изумился полководец.
— Их любви невозможно вкусить против их воли: богопротивным своим колдовством они превращают мышцы своего тела, в том числе и мышцы лона, в камень, и мужская плоть не в силах этот камень преодолеть.
— Откуда ты это знаешь, святоша? — Габеллу не выдержал. — Сам пробовал, да?
— Пути познания многочисленны, — аббат скромно потупился. — Чтобы узнать, что огонь жжется, совсем не обязательно касаться его рукой. Ведьму можно изнасиловать только кинжалом, но это, — преподобный вдруг гнусно хихикнул, — значит просто убить ее… очень оригинальным способом.
Маршал снова посмотрел на пленницу. В глазах амазонки полыхало беспощадное злое пламя, и Габеллу понял, что надеяться на ее добровольную любовь так же безрассудно, как с десятком телохранителей прорубиться через все Срединные Королевства и степи варваров до южной оконечности материка, до мыса Драконий Клык, где расположена столица разбойничьего княжества Ондол.
— Будь по-твоему, преподобный, — хрипло произнес Габеллу и отвернулся.
Он еще не знал, что эта женщина будет сниться ему до конца его дней и что он до глубокой старости будет сожалеть о том, что не попытался сделать невозможное…
«А когда мы ворвались в святилище, — сообщал аббат Туку, — то застали там десяток ведьм, дравшихся с остервенением бешеных волчиц. Они полегли, сражаясь, а мы нашли там каменного истукана, отвратительного видом. Идол являл собой статую женщины, свирепой ликом и с голой грудью, а на шее ея висело ожерелье, составленное из срамных уд мужских, отрезанных, по всей вероятности, от убиенных солдат наших. И когда солдаты это узрели, то пришли они в ужас и неистовство, и в дальнейшем избивали лесных дикарей без разбора…»
…Амазонка взошла на костер спокойно, презрительно глядя на толпившихся вокруг имперских солдат. Она молчала, и только когда политые маслом дрова вспыхнули и огонь вздыбился широким красным парусом, закричала пронзительно, перекрывая гул пламени:
— Слушайте и знайте, черви, полагающие себя людьми! Я, Итана, жрица Духа Лесов, прорицаю! Придет время, и придет тот, кто даст начало новой расе, расе истинных людей, а все ваши потомки сгинут, отравленные эхом страшного оружия, убивающим поколения! А-а-а-а-а!
Пророчество, подумал Максим, закрывая книгу. Ну, это уже сказки. Обойдемся как-нибудь без пророчеств — у нас и без них хлопот полон рот.
* * *
— Это хорошо, Мак, что ты сам хочешь взяться за это дело, — Сикорски побарабанил пальцами по столу. — Я, признаться, подумывал о тебе, подходишь ты для этой миссии… по многим параметрам, — он изучающе посмотрел на Максима. — Стрелять тебе, полагаю, не придется, хотя — кто знает. Но лучше все-таки обойтись без стрельбы, нам совсем не нужен еще один фронт — если ты не забыл, с Хонти мы все еще находимся в состоянии войны, официально мира никто не заключал. Впрочем, никто и войны не объявлял, просто поехали наши славные танки через границу и нарвались на атомные мины; дальнейшее тебе известно. В Хонти закипает терпкое варево, и хонтийцы до сих пор не ринулись на Республику только потому, что у них там идет вялотекущая гражданская война, в которой попеременно берет верх то Хонтийская Уния Справедливости, то Хонтийская Патриотическая Лига.
Эту гражданскую войну, подумал Максим, инициировали земляне-прогрессоры — во спасение бывшей Страны Неизвестных Отцов, а ныне Республики. Благими намерениями… Однако вслух он ничего говорить не стал — какой смысл?
— Пандея пока безмолвствует, — продолжал Странник, — но в ее давней и очень пылкой любви к Старой Империи — неважно, как эта Империя сейчас называется, — сомневаться не приходится.
— А что оно такое есть, Пандея? — спросил Максим.
Кое-что он уже знал и сам, но ему хотелось услышать, что скажет Сикорски: формулировки прогрессора-профессионала всегда отличались точностью и высокой информативностью.
— Пандея — весьма своеобычное государственное образование. В ходе многовековых феодальных войн, когда в центре материка — там, где сейчас мертвые пустыни, зараженные радиацией, — стремительно возникали и столь же стремительно распадались сколоченные мечом лоскутные королевства, эта северная область оставалась нейтральной, хотя наемники-пандейцы — и наемницы-пандейки — иногда воевали в рядах легионов Железного Воителя, основателя Первой Империи, расширявшего свои владения на юг. Этнически пандейцы, как и хонтийцы, родственны жителям имперских областей, и языки похожи — северная языковая группа, и это в какой-то мере способствовало взаимопониманию, хотя между собой все эти родственники резались порой с ожесточенным вдохновением — обычная практика раннего средневековья. После ряда кровопролитных войн и заключения мирных договоров границы между Севером и Югом по Голубой Змее и восточным отрогам хребта Зартак были признаны навек ненарушимыми — хотя, естественно, ненарушимость эта вскорости была беззастенчиво нарушена, экспансия Первой Империи на юг приостановилась, и тогда имперский маршал Габеллу обратил свой взор на север, намереваясь покончить с независимостью Пандеи.
Габеллу, сказал себе Максим, как же, как же, знакомый персонаж. Интересно только, насколько «Хроники» отражают реальные события и сколько в них намешано легендарно-былинных сказаний: каково, так сказать, процентное содержание.
— Война была ожесточенной. Имперским батальонам трудно приходилось в теснинах лесистых гор Пандеи — негде развернуться, — они несли серьезные потери и прибегали к тактике выжженной земли, уничтожая города и деревеньки, истребляя население и разрушая горные крепости. Жестокость войны была обусловлена и ее религиозной окраской: пандейцы оставались язычниками, стойко придерживавшимися древней веры предков, и это никак не могло нравиться отцам церкви. К тому же в Пандее — кстати, и по сей день сохранились основы матриархата, а согласно церковным постулатам, женщина — существо низшее, сосуд греха и так далее. А пандейские «сосуды греха» очень неплохо владели оружием — меткость лесных лучниц вошла в поговорки. Имперцы не церемонились с пленными амазонками, и те платили завоевателям той же монетой. Там тогда много чего было: и сжигание на кострах, и закапывание живьем в землю, и сдирание кожи, и скармливание связанных людей муравьям, причем этим занимались обе противоборствующие стороны. От полного геноцида пандейцев спасло только нашествие южных конных варваров, опустошившее центральные королевства материка и на века отвлекшее силы Империи. В конце концов после целой череды долгих войн Пандея сохранила право суверенитета, хотя формально стала частью Старой Империи. Пандейцы живут по своим клановым обычаям, очень сложным и запутанным, хотя в целом Пандея — централизованное и промышленно развитое государство. Ядерная война Пандею почти не затронула — разрушения и потери, в отличие от той же Хонти, были невелики, а как только Неизвестные Отцы захватили власть, Торир Энгу, кёниг Пандейский, племянник старого императора, объявил о выходе Пандеи из войны. С тех пор время в стране как будто замерло: кёниг Энгу, верховный правитель, объявил себя регентом Империи и ее законным правопреемником. Он грезит, вернее бредит, сладкими воспоминаниями о старых добрых временах и смотрит на бывшую Страну Неизвестных Отцов, а заодно и на Хонти, как на неразумных вассалов имперской короны, которых надо бы как следует проучить, да некому, а ему все недосуг. Однако сам великий кёниг давно уже не является реальной политической фигурой — стар, слаб и не слишком крепок умом. Замшелый обломок имперского прошлого, ходячий экспонат музея. В Пандее всем и вся заправляет его молодая жена, кёнигин Итана Энгу.
