— Снова холодный камень, — подумал он вслух, когда показались скалы из темного гранита.
Разочарованный чувством собственного бессилия, Феррус начал полагать, что эта дорога бесконечна, что в этом лабиринте нет смысла.
Было бессмысленно сражаться с тем, над чем у него не было власти. Хотя это противоречило его инстинктам, примарх уступил судьбе. Пока. Он доберется до конца своего путешествия, когда тот, кто поймал его в эту ловушку, посчитает, что момент наступил.
Тогда он уничтожит это существо со всей яростью Медузы.
Что бы ни скрывалось внутри лабиринта, оно не было непобедимым чудовищем.
— Я убивал ётунов, — сказал он самому себе. — Я убивал ледяных змеев голыми руками. Ты рискнул завлечь в ловушку горгона…
Небесные созвездия, освещавшие его путь в следующую комнату, были вовсе не звездами. В стены были вставлены скопления драгоценных камней, сверкающие в окружающем свете. Порог был мало примечательным, всего лишь испещренная алмазами скала. Примарх услышал слабые хлопки крыльев, звучавшие как далекое эхо, и так как не мог летать, то последовал за вторым орлом вглубь освещаемой звездами тьмы.
Феррус почувствовал запах мертвечины и холод. Что-то металлическое кольнуло его язык.
Зуд вокруг шеи начал раздражать и гореть.
В воздухе шипело дыхание змея.
Его агрессивный попутчик вернулся.
Ты, наконец, пришел за мной?
Феррус извлек Сокрушитель Наковален и небрежно держал его одной рукой. Оружие задиристо гудело в его хватке.
Я расколю твой череп, как яйцо, тварь.
Змей держался на расстоянии, двигаясь на периферии его чувств. Тварь знала, что примарх не станет бросаться в темноту и атаковать ее. Феррус должен подождать. Он выходил из себя, и существо знало об этом. Но помимо простого подстрекательства, у змея была другая цель в предотвращении схватки. Он хотел, чтобы примарх сначала увидел кое-что, то, что змей сделал для него.
Дальнюю часть комнаты словно затянуло полосой из черного холста, свет фальшивых звезд потух. Феррус стоял у ее границы, собираясь ступить в затемненный мир. Казалось, он уменьшал даже его силуэт, очерченный прозрачным светом.
А затем все изменилось.
Темнота разделилась, как занавес.
Один за другим драгоценные камни погасли. Линзы словно омыло перерезанной артерией — кровавое зарево осветило помещение. Перед Феррусом раскинулась отвратительная бойня, и он нахмурился от ее омерзительности.
Воздух наполнил запах крови, отягощенный горьким привкусом. Он смутно осел в углах покрытого каменными плитами пола, и поднимался по влажным стенам грибковой заразой. Белоснежный зал измазали следы рук и ног, скользивших в грязи. Мужчины и женщины умерли в этом месте на коленях, моля о своих жизнях, в то время как палачи держали клинки у их шей и животов. Стены увешивали цепи с крючьями, покрытые слоем мяса и готовые принять пир плоти.
В разуме Ферруса появились образы ржавых секачей, зазубренных резаков и костных пил, хотя ни один из этих инструментов мясника он не видел.
Вместо этого с потолка на кусках сухожилий свисали головы. Сотня отсеченных голов лениво покачивались на ветру, медленно поворачиваясь и демонстрируя весь свой ужас. Их лица застыли в выражениях муки, некоторые с открытыми ртами в безмолвных криках; другие со стиснутыми от агонии зубами.
Озабоченный сыпью под горжетом, Феррус снова почувствовал призрачную боль от нанесенной ножом палача раны, которую он никогда не получал.
Или, пожалуй, не сейчас…
Мысль возникла неосознанно, словно ее внушили. Феррус был слишком шокирован, чтобы сопротивляться ей.
Открытие накладывалось на открытие, пока он, наконец, не узнал воина в лицах, висящих перед ним голов.
Измученный, искаженный от невыносимой для смертного боли, Феррус никогда раньше не видел настолько кошмарного зрелища.
Каждое лицо принадлежало ему.
Выступая из песка наподобие обломка изогнутой кости, он выглядел достаточно заметно. Когда Габриэль Сантар прибыл на поле боя, он задумался, почему они так долго искали эльдарский узел.
Уничтожьте узлы и нарушьте сплоченность врага. Как и в случае с оборванной линией связи, тогда возможность эльдаров координировать свою оборону была бы серьезно затруднена. Разрушьте узлы и разбейте врага. Это были приказы Лорда Мануса, как его Легиону, так и братьям, ведущим войну где-то еще на Один-Пять-Четыре Четыре. То, что примарх так не увидит, как осуществится его план, причиняло боль.
По этой и многим другим причинам Первый капитан очень хотел, чтобы повелитель был с ними.
Морлоки вместе с небольшим отрядом снайперов Таркана вернулись к голове многочисленной танковой колонны Армии. То, что осталось от армейских дивизий, в основном доганские истязатели и часть вериданских коррактов, прошли этот путь, цепляясь за поручни или сидя на башнях более крупных машин. Некоторые механизированные части тоже осилили пустыню, и вместе с несколькими «Часовыми» везли оставшихся сааванских масонитов.
Потрепанные части, но все же подкрепления.
Судя по безвыходной ситуации с узлом и его защитниками они прибыли недостаточно быстро.
Сам узел был огромен и прикрыт потрескивающим энергетическим щитом, который Железные Руки пытались разрушить. Сантар не видел ни источника энергии, ни объекта, которые они могли атаковать и уничтожить, чтобы сокрушить оборону. Щит генерировали какими-то другими способами, неизвестными им.
Тяжелые попадания расцвели ярко-лазурными взрывами, и щит колыхнулся, рассеивая их взрывную энергию по своей изогнутой поверхности.
Рууман отказался признавать поражение. Его «Рапиры» и ракетные батареи вели непрерывную стрельбу, наполнив воздух шумом и актинической вонью. Клубы дыма слились в пелену, которая опустилась с вала, на котором Железнотелый расположил свои дивизионы, на наступающие внизу роты Медузона.
Сантара встретил Бион Хенрикос, который резко отдал честь, увидев Первого капитана.
Пока Медузон следил за битвой, он передал командование над Железной Десятой громадному сержанту. Эти воины с нетерпением ждали боя, в то время как авангард Медузона с Морлоками на острие пытался пройти несколько сот метров открытого пространства и приблизиться к щиту.
— Ты можешь использовать армейские дивизии? — спросил Первый капитан прежде, чем Хенрикос смог озвучить приветствие. Времени на соблюдение любезностей не было. Среди офицеров Железных Рук сержант более всех сопереживал людям. Сантар просто хотел воспользоваться этим и сделал это в своей небрежной манере.
