Так мы проходим километра три или четыре, потом тоннель резко ныряет вниз. Это один из самых противных участков синей ветки. Дальше придется идти в лучшем случае по колено в мутной грязной воде. Или по пояс – как повезет. Везет редкостно – воды едва по щиколотку.
– Мы осушали на прошлой неделе, – говорит Кира, чувствуя мое удивление.
– Здорово. Всегда бы так…
В отводках тоннеля, где воды поглубже, плещется какая-то мелочь. Прислушиваюсь. Парочка «пираний» – тварюшек размером с ладонь, и как раз на длину пальцев – зубастая пасть. Почти безобидная дрянь, если не ходить босиком. В принципе они даже полезны – жрут личинки ползунов; но Альдо экологические концепции не волнуют, и «пираньи» отправляются в свой рай.
– Впереди стая ползунов, – говорит Кира, и я делаю его негромкий голос слышимым для остальных.
– Сколько? – не поворачиваясь, спрашивает Альдо.
– Восемь.
Я роняю челюсть – до сих пор мы видели стаи в три-четыре штуки. Это неприятно, но не смертельно – парочку взял бы на себя белобрысый, по штуке Хайо и Лаану. А восемь – это уже серьезная потасовка.
Ползуны – этакие тритоны-переростки, но зубы и когти у этих «тритонов» скорее львиные, а хвостом полутораметровая тварь запросто сбивает с ног взрослого человека. Может, Лаана и не собьет, и меня сейчас – а остальных запросто. Вдобавок плевок ползуна может ослепить на несколько часов, и боль адская. Мне раз довелось попробовать.
– Троих я сделаю, – цедит сквозь зубы Альдо. – Если напролом не пойдут, добью и остальных.
Лаан вздыхает.
– Не выкладывайся. Еще будет оглоед. Этих мы сами успокоим.
В руке у меня – пистолет незнакомой марки, здоровенный. «Беретта»? «Глок»? Не знаю, никогда не был силен в оружии. Отличу только «макаров». Это не мешает мне попадать в цель при наличии желания. Какой калибр у пистолета – я не представляю, но есть ощущение, что пуля размажет мозги ползуна по стене. Одна досада – у них, как у древних динозавров, два мозга. Один в голове, другой где-то в пояснице, и попадание в голову не гарантирует неподвижности жертвы. Мы догоняем первую пару, и Кира, положив руку нашему вечному герою на плечо, отводит его за мою спину. В рукопашную Альдо не ходит, а сжигать ползунов может и из-за наших спин, лишь бы видел объект. А я ему покажу, даже если кто-то загородит собой.
Стая, по закону подлости, прет именно напролом – трое в первой колонне, трое во второй, двое последних от нетерпения аж забегают на стенки тоннеля. Зрелище сюрреалистическое, как в дурном сне. Или хуже – как в дешевой компьютерной игрушке. Отличие одно – монстр из игры не плюнет в глаз с монитора, не собьет с ног хвостом и не вцепится в ногу десятисантиметровыми зубами.
А жаль. Может быть, это отбило бы у многих любовь к такому времяпрепровождению. Говорят, что городская нечисть принимает те формы, которые приносят сюда обитатели. Это их кошмары, их выдумка.
Головы бы отрывать таким фантазерам!
Я стреляю, обнаруживая в наименее подходящий для таких открытий момент, что у пистолета отдача, как у слонового ружья. Меня разворачивает градусов на девяносто и прикладывает спиной о стену тоннеля. Второй выстрел уходит в стену, сантиметрах в тридцати от мишени, но первый я положил точно в ямку на груди ползуна. Там как раз проходят связки и сухожилия суставов передних лап – анатомия у них бредовая, под стать внешнему виду. Бегать и прыгать у него уже не получится. Хайо в прыжке бьет второго ногой под подбородок – раздается чвакающий звук. Сломана шея или что-нибудь еще, но точно – жизненно важное. Хайо большой мастер этих штук в стиле Жан-Клода Ван Дамма, но в отличие от киноактера умеет убивать с одного удара. Третий атакующий оплывает с булькающим шипением, словно вбежал в струю пара из котла. Работа Альдо. Вонь омерзительная, но мне не до нее – одна из тварей взбегает по стенке и хочет запрыгнуть на плечи Лаану, лупящему короткой дубинкой очередного ползуна. Стреляю, попадаю в голову. Ошметки мозгов и костей летят метра на три, забрызгивая нас всех.
– Сволочь, – шипит Альдо, вытирая лицо рукавом, но о деле не забывает – дальний ползун, замерший в раздумьях, не сделать ли отсюда ноги, повторяет судьбу своего предшественника.
Осталось двое целых и невредимых ползунов, и один из них – крупная матерая тварь, должно быть, вожак. Он не торопится атаковать, и от Лаана, добившего свою жертву, осторожно пятится, шипя и размахивая хвостом. Второй глупее – бросается на Хайо, и наш мастер хитрых махов ногами и ударов руками решает выпендриться – подпрыгивает в воздух и приземляется ползуну на лопатки, как-то хитро бьет каблуками. Хруст и звук разрываемой плоти. Кира, стоящий в паре шагов от места схватки, аплодирует – а идущую от него волну едкой иронии я предпочитаю не транслировать. Альдо выдохся, о чем я сообщаю Лаану. Я пытаюсь догнать Лаана, чтобы быть уверенным, что не попаду в него, – и, споткнувшись, падаю. Острая боль пронзает щиколотку. Что за?..
Первый раненный мной ползун живехонек, а я забыл про него и почти наступил на морду – разумеется, он вцепился мне в ногу. Падая, я, сам не заметив, выдернул ногу из пасти – но, кажется, ботинок он прокусил. Или я сломал лодыжку – не знаю, что лучше: укус ползуна, жрущего всякую дрянь, или сломанная в начале зачистки нога. Раздумывать некогда – из положения лежа открывается прекрасный ракурс, и я палю в вожака стаи. Попадаю ему в грудь – в любимую точку. И слышу в голове настолько нелестную характеристику от Лаана, между бедрами которого пролетела пуля, что роняю пушку. Вот это я уж точно никому не передам.
За то, что я сделал, я схлопочу по морде – если не от самого Лаана, так от Киры, который матерится на жаргоне тенников. Я понимаю одно слово из трех и могу уловить один образ из пяти – но мне хватает. Действительно, дурак. Сломал ногу, не добив ползуна, и едва не угодил в Лаана.
Альдо дожигает укусившего меня ползуна, а Лаан добивает вожака, это происходит одновременно. Я сижу в луже и благодарю Город за то, что мои джинсы незаметно для меня трансформировались в кожаные штаны. Мне по крайней мере сухо. Нога болит сильно, икру сводит судорогой. Ко мне подходит довольный собой Хайо.
– Чего сидишь?
– За ногу тяпнули.
Круглое лицо Хайо вытягивается.
– Ну, ты… даешь.
«Идиот», – подумал он, и я как связующий, разумеется, это услышал. Но я благодарен ему за то, что он промолчал.
– Снимай ботинок. – Это подходит Кира.
Я пытаюсь дотянуться до шнурков, но судорогой уже сводит и бедро, у меня не получается ни пса. Кира сам расшнуровывает ботинок, стаскивает ботинок и носок. Зрелище не для слабонервных – видимая мне часть ступни сине-багровая, в темных пятнах. Кира кривится, выкручивает ступню – боль не усиливается.
