– Чушь, – прищурился, но пыл поумерил.
– Факт, любого школьника спроси. Графа нужно отправить домой и проблемы закончатся.
– Тогда почему не отправляют?!
– Может не время, может, ждут чего то, данные собирают, анализируют. Ждут выхода на оптимальную точку возврата. Это только он как с дуба рухнуть может. Взбрело в голову и рванул трико подпоясав. Но у нас то по другому. Сам знаешь: зеленку порой сутки ждать приходиться, чтобы как граф не вломиться и не натворить бед.
Чижов осел, успокоился. Аргументы парня показались ему здравыми, удобоваримыми. Одно «но» было:
– И когда его отправить планируют?
– Давай у капитана спросим.
– Спросите, а я к Стасе зайду, проведаю.
– Точно? – подозрительно оглядел его Пеши.
– Обещаю: тело графа не пострадает, – выдавил улыбку и спокойно пошагал в медчасть. Но Стаси там не оказалось.
Он нашел ее в холле у фонтанов, но не подошел. Стоял и с удивленной настороженностью наблюдал, как дежурный офицер настойчиво просил ее покинуть холл, не пуская ни к воде, ни к выходу из Центра.
Женщина долго таранила взглядом мужчину и вот развернулась, рванула к эскалатору, красная от гнева. А офицер, с не менее яркой расцветкой лица после разговора, опустился без сил на скамью и видно начал докладывать о происшествии.
А может, подменить его просил?
Выглядел он больным.
Эта мимолетная картинка, нечаянным свидетелем которой стал Николай, заставила его задуматься и засомневаться во многих вещах. Но самое плохое – червячок сомнений коснулся и любимой.
Спала ли она, Стася не поняла. Мгновенно заснула, и кажется вот только, как по ушам ударила сигнальная «песня».
– Кинь еще один ботинок, – попросила Тео. Тот ухом не повел – вскочил, забегал в поисках улетевшей вчера обуви.
Женщина села, морщась от надсадной, жуткой трели побудки, покосилась на часы – ровно пять утра. Шесть часов на сон вроде бы достаточно, но почему такое чувство у нее, будто вовсе не дремала? И голова тяжелая, нос и глаза болят.
– Только без воспалений, – приказала опухшему носу. Поднялась, натянула ботинки и вышла вслед за Тео, мечтая посетить одно заведение и умыться.
В уборную и душевую – очередь как в столовую. Удобство так себе, переминаться на виду у всех, как все и ждать, ждать, ждать. К чему это придумано? Что это показывает, доказывает? Кому?
Бред!
Наконец зашла в кабинку, умылась и привела себя в порядок.
Уже лучше.
Напилась и прихватила лед из туба, чтобы протереть опухший нос, анестезировать хоть чуть чуть. И поняла, что сильно хочет кушать, настолько сильно, что готова погрызть лед. Нужно было что то решать с картой, иначе она попросту умрет с голода. Так себе смерть, бездарная и глупая. Представится на задании от голода, находясь в три тысячи пятьсот двадцать втором году! Только вдуматься – ум за разум заходит.
– Стас, – пихнул ее в спину Соня. – Как на счет возвращения долга?
– Какого?
– За вчерашний завтрак.
– А! Карту так и не нашел. Извини.
– «Извини»? – изумился курсант. – Борзеешь, Стасик. С какой горы, вдруг рухнув, я тебе долг прощать буду? Дружба дружбой, а финчи врозь.
– Финчи?
– Финансовые чеки на карте! – разозлился. – В дурака не играй, а то им и станешь! Короче, к вечеру долг не вернешь, включу счетчик. Усек?
Развернулся и пошел, а Стася осталась искать определение: чекам, счетчику и усек.
Радарный счетчик она знала, но Соня явно имел ввиду совсем другое.
– Н да, что ни день, то просто бездна новой информации.
И узрев Тео, перехватила его. Попросила, сгорая от стыда и унижения:
– Извини, просьба небольшая. Если галеты не будешь, принеси, пожалуйста.
Тот посмотрел на нее как на букашку и бросил, как господин слуге:
– Фрэш.
«Понятно», – поджала губы Стася.
– Свободен.
И ругая себя, все же пошла в столовую. Побродила и подошла к Гаврику:
– Привет. Вопрос есть, чего здесь стоишь?
– Сам знаешь. Чеков нет, – отвернулся.
– Почему нет?
– Потому что асуру в долг финчи не дают, а карта оплаты на нулевом балансе. А все что удалось скопить, я за обучение отдал. Ясно? – разозлился. Стася поняла, что это больная тема всех, кого не коснись.
– Ясно, – кивнула. – Поэтому столовая только снится?
– Слушай, Стас, что ты ко мне пристал? Ну, хочешь ты Тео достать, сдать как ярого инсургента, я – то причем?
Русанова закашлялась: да здесь у всех видно паранойя. Почему это не удивляет?
– Ладно. Опровергать не буду, знаю – бесполезно. Другой вопрос – где и как получить карту?
– А ты не знаешь? – скривился. – Звонишь папочке с мамочкой и получаешь.
– Угу? Другой вариант.
– Заработать.
– Как? Почему ты не заработал?
– А мне дали? Что я, по твоему, здесь стою?
И вдруг рванул к парню, что вышел из зала номер один с пачкой то ли печенья, то ли вафель.
– Котя, а Котя, дай, – протянул руку. – Ты же все равно не будешь.
– Танцуй, – хохотнул тот и поднял вверх пачку. К ужасу Стаси Гаврик начал кружить вокруг нее как дрессированная собачка. – А теперь ритму!
Гаврик задрыгал ногами, изображая плохого танцора, но опытного припадочного. Стасю передернуло. Противно до омерзения стало.
Она пошла к ним, желая попенять Коте и высказать свое возмущение Гаврику: как он может так унижаться? Но собравшаяся толпа не дала пройти. Парней окружили и дружными хлопками и ремарками, начали подыгрывать плясуну.
– Хватит! – протолкалась наконец, женщина. Все смолкли, уставились на нее недобро и разбрелись.
– Отдай ему, – кивнула Коте на Гаврика. Парень криво усмехнулся и… размахнувшись, кинул пачку в мусор около утилизатора. Гаврик рванул за ней наперегонки с появившимся роботом уборщиком, но исход «битвы» за печенье женщине увидеть не удалось – Котя схватил ее за ворот и притянул к себе:
– Хамишь Стас!
– Руки убери, – предупредила и взглядом прикинула полет «орла» – почти как пачка печенья полетит.
Парень отпустил ее и потопал к выходу, бросив через плечо:
– Семестр длинный.
Намек прозрачен, но неудачен.
Гаврик занял привычную позицию у стены и принялся запихивать печенье в рот, глядя в глаза Стаси. Та грустно улыбнулась, покосившись на ворчащего робота, что довольствовался банками и обрывками оберток.
– Шикарная победа, поздравляю, – бросила Гарику и двинулась на плац.
Бег по пересеченной местности, отжимания, тренажерный класс, строевая подготовка – к обеду Стасю штормило. Желудок давило, словно в нем кирпич осел. Вода вместо пищи его не успокоила и не прибавила сил.
