морду! Что ты хочешь? Мне уже всё равно! Делайте что хотите…»
Окошко закрылось, некто так ничего и не сказал. Даже не усмехнулся, не фыркнул, не квакнул. «Кто ты?»
«Нужно спрятать иголку. Куда-нибудь между кирпичами протиснуть… Да, вот сюда! Нет, не влазит. Куда-нибудь поближе. Так, что б во сне рядом была. Сюда? Вроде входит. Не-а. И сюда не входит. Тогда под нары только. Но там прежде всего и будут искать! И дикобраз залезет. Обязательно залезет! Нет, надо в какую-нибудь щёлочку засунуть. У дикобраза наверняка тайник тут есть. Но где? Кирпич какой-нибудь отодвигается? А может у него в иголках всё? Кто будет ковыряться? А! … А вот! Вроде влазит. Да, более-менее. Может и у меня тут кирпич где отодвинется…»
Снова открылось окошко. Яркий свет в морду.
«Почему я не слышал шагов? Почему я вообще ничего извне не слышу?!»
???: Заяц! Дикобраз! Встать, ква! Лапы за голову! Морду в стенку! Нижние на ширине верхних! Ква!
«Квака! Это он! Узнал!»
Заяц: Эй, дикобраз! Просыпайся! Вставай!
Дикобраз: Слышу, бррр брр бр.
Квака: Вставай, колючка! Щас по морде иглатой получишь!
Дикобраз: Есть, начальник! Щас всё будет, дикий!
Заяц и дикобраз встали у стенки – «лапы за голову, нижние на ширине верхних». Открылась дверь. Квака просветил камеру фонарём и сделал знак другой жабе за ним: показал что-то своей бородавчатой оглоблей.
Квака: Заходи, бери, Квако!
Квако: Есть, ква!
Квако заковал зайца в наручники и вывел из камеры.
Дикобраз: Удачи… заяц.
Квака: Заткнись и спи, ква!
Дикобраз: Есть, начальник!
Квака закрывал дверь, квакал и ругался. Квако толкал зайца дубиной в зад.
Квако: Иди давай, ква! Иди давай!
Квака: Давай давай ква! Именины будем справлять.
Пошли по коридору. Заяц впереди, Квако прямо за ним, Квака – последний. Квако продолжал тыкать зайца своей дубиной, а Квака крутил фонарём как сигнальным (кажется ему доставляло это большое удовольствие, возможно главное в жизни).
Прошли аппендикс и вышли в главный коридор. Тут почти так же темно, как и в камере.
«Мы под землёй. Теперь всё ясно. То-то я вспомнить не могу здесь ничего! Не было и не могло быть у нас такой тюрьмы. Это новое. «Новострой». А может быть в дореволюционные времена тут штаб какой был? Мало ли чем они могли тут заниматься?»
Прошли коридор, свернули. Ещё одна жаба. Оглядела, осмотрела, пропустила.
Отсюда новый коридор вёл наверх. Глазами это никак не было заметно, но каждый следующий шаг был тяжелее предыдущего. Поднимались, и поднимались быстро.
В конце диагонального коридора последняя дверь за решёткой. Вышли в главное здание. Заяц узнал его.
«Это же музей! Кто позволил?! Как?! Где экспонаты? Где этот… динозавр или как его? Где древние герои в латах расписных? Где всё это? Где моё детство? Где мои мечты? Я же мечтал здесь. Я научился здесь мечтать! А теперь что? Я заключён в землянке под музеем? Нет! Нет… Этого не может быть.»
Теперь здесь расположилась новая прокуратура. Какие-то экспонаты оставили как интерьер – скульптуры, картины, предметы быта. Что сделалось с другими… «да что угодно». Разворовали, распродали, разнесли.
«Вряд ли землянку вырыли пока я спал. Она была тут. Была давно. Заведующий музеем – этот старый гусь, этот бесспорно прекрасный «экземпляр» культурной интеллигенции – сотрудничал с волками всё это время, укрывал их, холил и лелеял! Вот где оказывается готовилось убийство страны! В музее! Эх, не успел я добраться до тебя! Как поздно я вернулся!
Надо полагать, гуся уже нет в живых. Гусь же не знал, что он «пернатая сволочь», не знал – не мог догадаться – что именно его за все его заслуги и погонят. Не знал. Умный, зоркий, творческий… но не знал.»
Шли по южному крылу. «Раньше тут на стенах висели платья.» Разная одежда древних модниц, ожерелья, косметика. Манекены во всё это наряженные. «Тут было скучно-скучно, но пахло хорошо. Палочки вон там дымились. Ароматы разные. Направо пойдёшь – один запах, налево – другой.» Теперь не пахло ничем.
Прошли залу платьев, свернули в тёмный, неосвящённый коридор (заяц никогда в нём не бывал – может терпения не хватало дойти до него, а может и не было такого 15 лет назад). Через несколько комнат опять пошли под землю. Ещё один диагональный коридор. Ещё поворот. Ещё решётка. Жабий пункт, осмотр, пропуск. Коридор, решётка, коридор. Дверь 1-ая, дверь 2-ая, дверь 3-ая.
Квака постучал. Тут же открыли.
???: Привели, ква? Что так долго, Квака?
Квака: Извини, Квакер! Заблудились, ква!
Квакер: Опять, ква? Эх, скоро переведут вас. И нас тоже. Ну давай, заводи его.
Квака: Квако! Заводи!
Квако: Есть, ква!
Квако толкнул зайца дубиной, завёл в комнату. Квакер отошёл в сторону, стал о чём-то говорить с Квакой.
Квако: Давай, заходи, ква! Садись на стульчик. Отдохнёшь!
В комнате света не было. Очертания стула и другой мебели читались только при движении. Пыль видна, лёгкие отсветы на металле, всё остальное казалось выкрашенным чёрной краской. Чёрная-чёрная комната без ничего. Как пустая шкатулка с отделами.
Подбиваемый дубиной Квако, заяц упёрся коленками в спинку стула («маленький, маленький стульчик»), по ней отыскал сиденье и присел.
Квако: Щас не крутись, ква. Я всё сделаю.
«Стульчик» был необычный, «с секретами». Из под сиденья Квако достал ремни и туго обмотал пояс и ноги зайца. Откуда-то из спинки выдвинул раму с «удавкой» (со стороны сооруженье это походило на кривовато висящую где-то в воздухе картину висилицы – в неё просовывалась голова и держалась как «на портрете»). И без того закованные лапы зайца дополнительно закреплялись в отверстии на спинке стула и зажимались плотно-плотно как в тисках. «Час-другой в такой позе и лап у меня нет.»
Квако: Ну вот и всё, ква ква! Хоть женись, хоть вешайся! Ква-ха-ха-ха!
Квако вышел, закрыл дверь. Комната стала чёрной совершенно. Полный мрак, полная тишина.
«Бог лесной, тут можно сойти с ума! Какой смысл в этом? Какие ко мне требования? Вы хоть скажите! Потом уже пытайте. Видимо в начале хотят запугать, «подготовить», «размягчить», а потом уже можно предъявлять любые обвинения, и я конечно же подпишусь под всем, что будет мне предложено.
Подпишусь? Или нет? Не тонка ли кишка? Посмотрим. Будут лепить из меня врага народа, предателя каких-нибудь очевидных не требующих объяснения ценностей. Потом детям будут говорить: «вот кем быть не надо!». «Он предал нас всех!» «Нет большей гадости, чем он.» Аааах! Пусть говорят! В любом случае с дерьмом смешают. Имя моё… а к чёрту это имя! Мне без него теперь легче. Легче страдать без имени! И наверное только без имени можно страдания эти вынести. Они думают, что знают меня, но если отказался я от всего, что знают они обо мне, какая власть у них кроме физической? Ломайте, калечьте. Давайте.
Вы отняли у меня
