сколько раз он это произнёс, чтобы подобное смотрелось величественно. Впрочем, не важно. У него это всё равно не получилось. Звучит как прозвище заштатного дворянчика, у которого нет ничего кроме родословной. Но я всё же не удержался и спросил:
— И почему ты себя так именуешь? Ведь на это есть какая-то причина?
— Ну конечно же. Во-первых, я и на Земле самый настоящий барон. Мой феод насчитывает два города и три десятка деревень. В них мне принадлежат почти сорок тысяч душ. А красный потому, что это цвет крови. Цвет, который мои враги видят перед своей смертью. Цвет, который покрыл меня и мой род несмываемой славой.
Видал я в своей жизни однажды барона и даже не одного. Целой сворой приехали посмотреть на академию, в которой я учусь. Самому младшему из них было едва четырнадцать, но в его одном мизинце больше благородства и достоинства чем в этом парне.
Наверняка решил, что упоминание титула в имени сразу придаст ему веса. Вот только он позабыл, что присвоение чужих званий и титулов, воинских или светских карается по закону. Правда, вряд ли его кто-то здесь сможет наказать за ложь, но даже так можно найти себе немало проблем. Может кто-то решит отстоять честь истинной знати, или настоящий барон потребует разъяснить, по какому поводу он носит титул, который ему не принадлежит, или какой-нибудь разозлённый крестьянин решит просто поквитаться с благородным там, где ему за это ничего не будет.
— Ладно, раз с именами разобрались, теперь ответь, Филин, ты убил этого человека? — Гавел кивнул в сторону трупа.
— Нет. Его прикончили шурды собственным оружием, когда он пытался с ними наладить контакт.
— Шурды? Ты их уже встречал?
— Да, четвёрка напала на меня около часа назад в той стороне. — Я указал за разрушенный дом.
— Где оружие убитого?
— В этой расщелине.
— Как оно там оказалась?
— Уронил его, когда выбирался из руин дома.
— Зачем же ты туда полез?
— Я спускался оттуда. Шёл напрямик сквозь заросли и здания. Оружие забрал у мёртвого шурда после боя.
— Ясно. — Гавел задумался и потёр подбородок.
— Ну что, возьмём его с собой? Он говорит правду насчёт убитого. — Влез в разговор «барон». Смешно от того, что я его в своих мыслях так называю. Но вот интересно, как он понял, что я не вру. Я, конечно, не эксперт, и в людях не очень хорошо разбираюсь. И всё же он не похож на знатока человеческой психологии.
— Откуда ты знаешь, что я не соврал на счёт убитого?
— Имя, над головой. Оно у тебя белое. Значит, ты никого из людей не убивал. У убийц оно само становится алым.
Невольно повернул голову в сторону Гавела. У него единственного имя алого цвета. По нему видно, что руки в крови он не раз обагрил. За что он мог убить человека здесь? Глупый вопрос. За что угодно.
— Филин, я предлагаю тебе присоединиться к нам. Вместе шансов не только выжить больше, но и отбиться от неприятеля. А также я вижу, что твоя левая рука сильно повреждена. У нас нет лекарств, но зато есть бинт. Мы можем сделать тебе нормальную перевязку. И в быту в помощи не откажем. Взамен я требую: выполнение моих приказов, неукоснительно! Любая посильная помощь в бою, в дороге и на привалах. Так же есть правило насчёт расспросов. Если хочешь что-то рассказать, то говори, но самому с расспросами лезть запрещено. Если кто-то захочет поговорить — сам начнёт. И, наконец, последнее. Предугадывая твой вопрос по поводу цвета моего имени, отвечу, что тот, кого я убил, был и так уже не жилец, я просто облегчил его мучения. О содеянном не жалею. Я бы так сделал для каждого из здесь присутствующих и надеюсь, что то же самое сделают и для меня в случае необходимости. Итак, каков твой ответ, Филин? Ты должен ответить здесь и сейчас. Если мы уйдём, то ты уже не сможешь присоединиться к нам.
— Я принимаю твое предложение и готов следовать озвученным тобой правилам.
Не самая лучшая идея доверять первым встречным в мире, где нет законов, а убийство, судя по всему, является частью личного усиления. Моё решение основано лишь на том факте, что у них была куча возможностей меня прикончить. Да и сейчас, реши они так, я бы не смог ничего сделать.
Насчёт расспросов Гавел озвучил правило и сейчас сам ему следует. Молча рассматривая труп, Павел, если бы он сам не представился, я вполне мог подумать, что он немой, просто молча и сноровисто перевязывает мою многострадальную руку. Складывается такое впечатление, что происходящее его несильно удивляет. Единственный, кто болтает без умолку, это барон, рассказывая какую-то небылицу насчёт своего очень древнего рода. Если он не перестанет молоть всё, что ему взбредёт в голову, то точно получит проблемы.
Закончив, Павел кивнул и отошёл. Он нетуго перевязал руку в несколько оборотов и закрепил её не в перевязи, а на груди. Так передвигаться сложнее, но зато рука остаётся постоянно в покое. Выглядит она откровенно плохо. Я её не раз уже промыл водой из бурдюка, но похоже, это мало помогает. Не хочу представлять, что бы мне пришлось испытать, если бы не «контроль физического восприятия» или как оно там называется.
Опустив руку в вещмешок, я отломил кусок лепёшки. Быстро запихал его в рот, запив большим глотком воды. Может, это и излишне, но жизнь меня научила, что даже те, кого ты считаешь друзьями, могут броситься на тебя за кусок хлеба. Было дело. Сейчас-то я стал умнее и намного осторожнее.
Ну да, ну да, не льсти себе, Марк. Ты действительно считаешь, что если ты тайком съел кусок лепёшки, то это делает тебя гением? Будь они голодны, не размениваясь на церемонии, дали бы в челюсть и забрали мешок, а затем с невозмутимым видом всё так же предложили присоединиться. А что касается осторожности — смех, да и только! За пять часов здесь ты столько раз поступил неосторожно, сколько на Земле и за целый год не допустил такого количества промашек.
— Привал окончен. Выдвигаемся! — твёрдо объявил Гавел.
Свой путь теперь я продолжил в сомнительной кампании новых знакомых. Логично конечно спросить, куда мы идём. Вот только вопрос не имеет смысла. Потому что, похоже, что мы просто движемся в слепой надежде на «что-то». Идем туда, не знаем куда. Зачем? Тоже не ведаем.
Наш условный лидер выбирает дорогу, на которой
