И еще были адаптанты. Это типы вроде прибитого мною человека-негатива. Они тоже могли убивать людей и даже мучительствовать. Жили они вблизи границ Тьмы и при угрозе им от разведбата уходили под ее прикрытие. А люди близко подойти к Тьме не могли – душа не выдерживала. Адаптанты пребывание во Тьме выдерживали. Ибо она их уже изменила: вот этот негатив человека – признак ее влияния.
В таких условиях город жил как осажденная крепость. С наступлением темноты люди прятались в помещения, устраивали сложные непрямые входы в них, чтобы одержимый не смог проскочить внутрь, ставили решетки на двери и окна, проводили световые тесты для приходящих в здание. Для того в них имелись круглосуточные дежурства на входе.
С адаптантами воевал разведбат, а с тварями Тьмы и их зародышами билась другая военизированная организация – Горсвет. Интересное название, не правда ли? Она тоже работала круглые сутки и проводила обезвреживание уже образовавшихся тварей, как и профилактику их образования. Профилактику она проводила освещением всех неиспользуемых подвалов и путем контроля за используемыми. Все это было похоже на нашу пожарную службу. Пожарные инспектора ходят и проверяют, правильно ли соблюдается техника безопасности и нет ли где предпосылок для пожара. А когда пожар случается, на вызов едет пожарная бригада и тушит. Представьте себе огонь в виде живых существ, которые самозарождаются на оголенных контактах и раздолбанных примусах, и будет полная аналогия.
С Тьмой провести аналогию для понимания сложнее, но тоже можно. Представьте радиоактивно зараженное место, где человеку опасно находиться. Но мало еще – случайно попавшая туда тварь или птица мутирует и разносит опасность дальше. Или участок опасной непонятной инфекции.
То, что я вам сейчас рассказал, – это уже сформированная картина мира Углегорска, выверенная и с аналогиями для лучшего запоминания. Мне служивые рассказали меньше, так что белые пятна в их рассказах пришлось закрывать еще долго – не соврал «волхв». А как боролись с порождениями Тьмы? Да пулями же. Только эти монстры были живучими. Твари с десятилетнего ребенка величиной нужно было три пули, а то и больше. А еще лучше – разрывных, благо твари Конвенции не подписывали. Адаптантов тоже стреляли, как только увидят, потому убиение мною адаптанта вызвало только поздравления и дружеские советы продолжать в том же духе.
Это был первый пласт информации, относительно несложный и не вызывающий никаких особенных затруднений в восприятии его. Кроме природы Тьмы, но тут я подобрал аналогию, и все стало вполне понятным. А дальше был следующий пласт, от которого я ощутил, что сейчас моя болезнь опять вернется ко мне. А как еще воспринимать, что все вокруг меня и я сам прибыли сюда из двухтысячного года! И только что провалившийся я, и те, кто был здесь десять лет тому назад (это ветераны Углегорска), и те, кто здесь год, полгода или больше. Мы все из двухтысячного, мы все из России, и этот год длится годами, и мы все сыплемся из вечного года в это место!
Подайте пригоршню драже аминазина! И про галоперидол не забудьте!
Я вернул разошедшиеся от этого известия полушария мозга на место вручную (ибо лекарства не подали) и получил следующую порцию срыва крыши. Оказывается, Россий так много, что ни одна не повторяется! Оттого мы и валимся сюда в разное время, но все из двухтысячного! И люди все пытаются найти хоть одного «земляка» и не находят. У всех история была разная. У некоторых войны с немцами не было, у некоторых она была, но кончилась вничью, у некоторых социализм остался, у некоторых развалился еще более страшно, чем у меня… Поэтому москвичей, например, десятки, но все они из разных городов, из разных двухтысячных годов, из разных историй. Есть, конечно, сходство, но оно лишь местами. В одном варианте России эту песню пели, а в другом нет. В третьем эту песню пели, но музыку к ней написал другой человек…
Теперь я согласен и на шоковую терапию, потому что страшно не то, что вариантов России море и вариантов ее истории несколько сотен, а потому что все они кончались плохо. И пока попаданец сюда был еще дома, там было плохо, и попал он сюда тоже в Армагеддон, а не просто в необжитое место. Видите, вчера я не зря рассказывал страшные истории. Они связаны между собой и сплетаются в некую паутину. А что нас ждет в этой паутине и темноте – вы догадаетесь сами. Я слушал про это, а мы вот так ехали к Углегорску через заброшенные деревни и убранные поля, сквозь темно-зеленые хвойные и желтые лиственные леса. Низко нависало серое небо, дул ветер, но дождя не было. Это был день 12 октября двухтысячного года. Год всеобщего попаданства продолжался и здесь. Слушал и уже ничему не удивлялся. Видимо, судьбе моей надоело посылать меня в психбольницы, и она решила послать меня в свихнувшийся мир.
Но в этом Бедламе существовала своя система. То есть попавшего сюда сразу же включали в структуру жизни. Поэтому я попал в учреждение под названием РОПП, где меня зарегистрировали, дали направление на работу и талоны на питание на первый месяц. То есть я до того, как трудоустроюсь, с голоду умирать не буду. Это мне понравилось, хотя на то питание еще следовало бы поглядеть. Но это лучше, чем собирать недогнившие яблоки и строить планы, как их запечь. Еще мне понравилось то, что пистолет я могу оставить себе и никто не мешает мне ходить с ним. Но если я буду его использовать не по делу, меня ждет немедленная кара. За убиение адаптанта меня никто преследовать не будет, ибо к ним отношение как к янки в песне про старого мятежника Джонни. Вы просите рассказать про эту песню? Ну, в ней поется: «Триста тысяч янки полегло в южной пыли, жалко, что их было не три миллиона».
Чего тогда удивляться, Тьма – она всегда в нас. Просто иногда ее бывает слишком много. Как здесь. Но Углегорск вполне может и поделиться Тьмой с другим миром.
До полной темноты я успел только поселиться в общежитии. Инструктаж по ТБ и прочая проза жизни были отнесены на завтра.
А, я не сказал, куда меня трудоустроили? На электростанцию. Теперь надо вспоминать все, что унесла болезнь. Про нее я, кстати, не стал рассказывать. А завтра тоже не скажу. Вот про травму головы рассказать можно, если окажется, что работа мне будет совершенно незнакома и непонятна. Почему я так думаю? А потому что мне сказали, что весь этот мир, когда сюда провалились первые жертвы «проклятого года», был покинут и пуст. Даже животных было немного. И судя по сохранившимся записям, пропажа людей произошла где-то в 1948 году по местному исчислению. Конечно, между исчезновением здешних и явлением новых жителей прошло какое-то время, но по расчетам видевших – это явно не больше трех – пяти лет. А может, и меньше. Судя по виденной мною технике и антуражу, здешний 1948 год приблизительно соответствовал нашему сорок восьмому. Вот я и беспокоился, справлюсь ли с девайсами такой древности.
