Но потом решил: не зря моя индиговая знакомая пожелала брутальности! В конце концов, это девичьи дела… Сейчас Алина ее свяжет, оттаскает за волосы, усядется сверху, заломит руку и все подробно-подробно выспросит! А потом сойдутся на том, что во всем виноваты мужики, и станут лучшими друзьями!
Если, конечно, обе доживут до этого момента…
Убедившись, что в дверь уже не колотят, ударов не слышно и ничего не разбивается, я тихонько, на цыпочках, устремился к лифту. Похоже, выяснение отношений перешло в третью фазу: Алина сидит на поверженной противнице и, выкручивая ей руку, требует полного отчета об отношениях несчастной с «брутальным Алексом»! Учитывая словоохотливость последней и ее полную неспособность к прямому ответу на поставленные вопросы, боюсь, это может затянуться надолго!
Лифт дзынькнул, прибывая.
Его обитое бархатом нутро демонстрировало забавнейшую картину: впереди, сжимая в руках небольшой портфель, стояла пунцовая девушка с заячьими ушками. Позади нее возвышались два здоровенных желтовато-карамельных мужика, покрытые шипами, и шепотом и жестами спорили, кто именно должен за ней приударить. Мохнатые ушки девушки вздрагивали, и она все плотнее прижимала портфель к груди. Диван сиротливо прижался к стенке, всеми позабытый.
– Вам куда? – дрожащим грудным контральто осведомилась она.
– Вниз, – улыбнулся я.
Два парня позади, казалось, пришли к какому-то консенсусу и синхронно положили чешуйчатые лапы ей на плечи – один на левое, другой на правое.
– Джессика, – смущенно кашлянув, сказал один. – А ты не хочешь сегодня сходить в суши-бар?
– Джесс, – развязно улыбнулся другой, – а ты не хочешь сходить на боулинг?
– Хочу, – пискнула девушка.
Оба парня на мгновение подзависли.
– Кого хочешь, кхм, – наконец осведомился один.
– С кем хочешь, кхм, – откашлялся другой.
– Не кого, а что. Хочу суши после боулинга, – подняв васильковые глаза, с подкупающей наивностью сказала она.
Ухажеры подзависли в очередной раз.
– Джесс, мы тебя, типа, на свидание приглашаем!!! – одновременно рявкнули они.
– На свидание с кем?! – изумленно выпучилась она.
– С нами!!!
– Вдвоем?! – попятилась она. – Не-не-не, меня такое не интересует…
– С одним!!! – вымученно выдохнули они.
– А с кем именно? – простодушно выпалила девица.
Парни застонали и сползли на пол, по стеночке.
«Зайчиха» вздохнула и пожаловалась мне:
– Вот так всегда, почему-то все парни от меня сбегают…
– Никудышные мужики пошли, – согласился я. – А не хотите со мной… Ой! Упс! Куда-то меня не туда занесло! Извините, мне пора идти!
Девушка грустно уставилась мне в спину:
– Во-о-о-от т-а-а-а-ак всегда-а, – донеслось мне вслед.
Я поспешно выкатился из лифта, пересек вестибюль (без регистратора он казался непривычно уютным и тихим: посетители резались в карты, совершая плавные, словно замедленные пассы, и общались беззвучно, исключительно читая слова по губам!) и оказался на улице.
Куда бы мне пойти?
В этот миг меня осенила потрясающая идея.
А почему бы и впрямь не прикупить совести?! Мне, конечно, подарили целую пачку, но для коварных целей может и не хватить… Подсыплю нашему дорогому начальнику в кофе или чай – будет реально убойная доза! Глядишь, и зарплату нам поднимет… и отпускные не зажилит… и премиальные даст… и командировку за счет Базы – на Каймановы острова! Или хотя бы на Сейшелы!
Мечты увели меня в окончательно-тропические дали.
А на Станции такого нельзя – никак нельзя расслабляться!
Если хочешь оставаться живым, конечно…
Все пространство под ногами заняли симпатичные мохнатые гусеницы толщиной в мое бедро. Они деловито ползали, струились и перетекали, прямо друг по дружке; их крохотные ножки были обуты в сафьяновые сапожки, а в зубах они держали пеньковые трубки. Я на миг замер, пропуская все это ковровое великолепие: ногу поставить было решительно некуда! Часть гусениц проползла прямо по моим ботинкам, и наконец они скрылись в направлении соседнего коридора.
Мне на плечо кто-то положил изящную суставчатую лапу.
– А вы не хотите стать инкубатором для моих личинок? – вежливо поинтересовалось здоровенное блестящее существо, в три моих роста. У него был раздвоенный язык и длиннющие клыки. – Совершенно безболезненно, я впрысну их в вашу брюшную полость яйцекладом и применю местную анестезию!
– Нет-нет, спасибо, – попятился я. – Мне мама запретила разговаривать с Чужими…
У меня, конечно, нет мамы, но коварным пришельцам об этом знать не обязательно!
На мое второе плечо легла косматая рука.
Я обернулся и оторопело воззрился на здоровенного козла. Вполне прямоходящего, надо сказать. Он держал в руках какие-то запотевшие бутыли.
– Вода из луж, – подмигнул он. – Не надо?
– Говорили мне добрые воспитатели, не пей из луж, козленочком станешь, – ошеломленно пробормотал я. – А когда вырастешь, то и вовсе – козлом!
И тогда на мое третье плечо… тьфу, на освободившееся плечо! Легла третья, на этот раз механическая золотистая рука.
Я обернулся и увидел робота – а может, и киборга, ибо за прозрачной черепной коробкой из плексигласа явно виднелось что-то, напоминающее человеческий мозг.
– А вы не хотите модернизироваться? – застенчиво спросил он. – Мы избавим вас от слабостей, чувств и эмоций. Удалим пищеварительные, кровеносные и половые органы…
– Нет-нет, спасибо, – опять попятился я. – Мне мои слабости как воспоминания дороги…
Нужно было срочно линять!
Здесь, в Шапито, тебе продадут все, что надо и не надо!..
Только я отвернулся, чтобы уйти…
– А не хотите…. – услышал я.
– ГРРРР, – вежливо ответил я.
Доброхотов как ветром сдуло.
Отличный способ, нужно взять на вооружение!
Я наклонился и вежливо постучал по табакерке на паучьих ножках.
– Простите, – предельно вежливо спросил я. – А вы не знаете, где тут продажа совести и благих намерений?
Емкость жизнерадостно подпрыгнула.
– Тпрбрмпрпр! – ответственно заявила она.
– Как-как? – невольно вырвалось у меня.
– Прр ртрпр! – взволнованно всплеснула она паучьими лапками.
– Простите, не понимаю, – покаялся я.
Я опустился на колени, чтобы лучше слышать.
– Вы не могли бы повторить?
– Пр! – весело воздело лапу оно и наставительно постучало мне ею по лбу. А потом р-раз – и шустро запрыгнуло прямо ко мне на шею.
– Фр!!! – потребовало оно и указало лапой вперед.
Убедившись, что я и не думаю выполнять ее указания, свесилось вниз и уставилось на меня обиженно-удивленными паучьими глазками.