Какое-то время спустя мы снова вышли на тропинку, но уже гораздо более узкую и заросшую. Здесь на пару минут остановились, я видел, как Калина вынул из кармашка рюкзака небольшой пластиковый цилиндр с примотанным к нему скотчем металлическим штырем.
— Что это? — поинтересовался я.
— Сигнальная ракета, — пояснил Александр, воткнув штырь с цилиндром в траве рядом с тропинкой. Затем протянул поперек тропинки идущую от сигнальной ракеты тоненькую проволочку, закрепил ее у основания небольшого деревца. Потом замаскировал проволочку, наклонив стебель растущего рядом с тропинкой растения. Внешне все выглядело так, будто тонкая былинка просто склонилась поперек тропинки. — Ну вот… — Калина выпрямился и удовлетворенно оглядел свою работу. — Если за нами кто-то идет, мы об этом узнаем.
— Увидим ракету? — догадался я.
— И увидим, и услышим. Идем…
Мы снова пошли по тропинке. Шли молча, совершенно бесшумно. Я уже успел отметить, как аккуратно двигались мои новые знакомые: не было треска сухих ветвей под ногами, не шуршали раздвигаемые кусты. Больше всего они напоминали разведывательное подразделение — те же внимательность, осторожность, скрытность передвижения. Следуя примеру сталкеров, я и сам старался идти как можно аккуратнее.
В три часа дня сделали привал. Костер не разводили — в рюкзаке у Леонида оказался примус. Калина же, очевидно, нес артефакт. Об этом никто не говорил, но догадаться было несложно.
После обеда двинулись дальше. По моим прикидкам, мы прошли уже километров пятнадцать. Как пояснил Антон, в очередной раз сверившийся с данными GPS-навигатора, нам оставалось пройти еще около тридцати километров.
— Это очень удобная зона, — пояснил он. — До нее быстро добираться…
В последний раз мне доводилось совершать столь длинные переходы еще в студенческие годы. Если сначала я шел довольно бодро, то последние километры пути дались мне не без труда. Уже начинало темнеть, когда мы наконец-то добрались до места — широкого плеса на берегу реки. По словам Черного, до границы зоны отсюда оставалось не больше двух километров.
— В зоне нам сейчас ночевать нет смысла, — пояснил он. — У нас есть конкретная цель, поэтому не стоит искушать судьбу. Остановимся здесь, а в зону пойдем завтра.
Я был рад такому решению — просто не был уверен, что смогу пройти еще пару лишних километров. Ноги с непривычки ныли, подошвы ступней горели огнем. Тем не менее я старался не подавать вида и активно помогал устраивать лагерь. К моему удивлению, Антон и его друзья решили расположиться не на удобном песчаном плесе, а в лесу.
— Если заночевать на песке, то песок будет везде — в еде, на зубах, в одежде, — пояснил Калина. — Это во-первых. А во-вторых, на косе нас хорошо видно. Нам же надо соблюдать скрытность.
Что еще меня удивило — это отсутствие палаток.
В моем рюкзаке палатки не было. У остальных, как я понял, тоже — вместо палатки натянули большой тент защитного цвета.
— Сейчас лето, без палаток вполне можно обойтись, — в ответ на мой вопрос сказал Леонид. — Просто нагреби хвои под спальник и спи себе. Все очень просто.
— Если спишь без палатки, есть еще один плюс, — добавил Калина, — ты лучше контролируешь то, что происходит вокруг. Палатка изолирует тебя от мира, создает преграду. Ты можешь заметить кого-то только тогда, когда он уже заглянет в палатку.
— Или выстрелит, — вставил Антон.
— Именно, — подтвердил Калина. — Иногда мы даже тента не натягиваем: просто спим в спальниках, прикрывшись камуфляжной накидкой. Даже если кто-то пройдет совсем рядом, он может тебя не заметить. Сначала, может, так спать непривычно — все ночные звуки здесь, рядом. Но со временем привыкаешь.
Потом был ужин. Еду варили все на том же примусе — правда, обернув его толстой фольгой. Очевидно, это было сделано для того, чтобы скрыть огонь. После ужина мы какое-то время сидели, разговаривали о завтрашнем выходе в зону.
— В какое время туда лучше идти? — поинтересовался я. — Точнее, в какое время вообще ходят в зоны?
— Разведку лучше делать утром, часов до десяти, — ответил Черный. — Утром зона спит, риск нарваться на неприятности весьма небольшой. Но еще можно заметить какие-то следы ночной активности. Днем ходить безопасно и почти бесполезно, хотя раз на раз не приходится — зона всегда может преподнести сюрпризы. Наконец, самое продуктивное время — в сумерках и в первую половину ночи, часов до двух-трех.
— Здесь многое еще зависит от нашего сознания, — пояснил Люминос. — Когда на улице день, солнышко и голубое небо, твое восприятие не оставляет места ничему необычному. Но когда небо затянуто тучами, это уже влияет на тебя, немного меняет твое сознание. Раздвигает границы восприятия. Когда наступают сумерки, это влияет на тебя еще больше — мало ли что может скрываться в сумраке?
— Привидения появляются в полночь? — улыбнулся я.
— Верно, — подтвердил Леонид. — И то же привидение ты скорее встретишь в сумерках или ночью в пустом и мрачном старом замке, нежели днем в детском саду. Так что здесь очень многое, если не все, завязано на сознание. Зона расшатывает сознание, позволяет ему настраиваться на разные диапазоны, а не только на диапазон привычного нам мира. Натренировавшись в зоне, ты потом сможешь вызывать иную реальность в обычной обстановке. Потому что твое сознание стало пластичным, податливым. А сумерки, непривычная обстановка, тучи помогают настроить сознание нужным образом.
— Дон Хуан называл сумерки трещиной между мирами, — добавил Антон. — Это время, когда невозможное становится возможным.
— А кто это? — спросил я. — Дон Хуан?
— Учитель Карлоса Кастанеды, — ответил Антон. — Автора серии книг о магии северо-американских индейцев. При случае почитай, будет очень полезно.
Где-то неподалеку вдруг вспорхнула птица и улетела, громко хлопая крыльями. Я вздрогнул.
— Сумерки… — сказал Черный и усмехнулся.
Спать легли в начале одиннадцатого, при этом Люминос остался дежурить — как мне объяснили, ночью всегда кто-то должен бодрствовать. В час ночи Леонида должен был сменить Калина, смена Черного наступала в четыре утра. Я тоже хотел принять участие в ночном дежурстве, но Люминос похлопал меня по плечу и велел спать.
Спал я этой ночью отвратительно. Лес жил ночной жизнью, все это здорово нервировало. Слышались какие-то шорохи и скрипы, шелестели под порывами ветра кроны деревьев, некоторые звуки вообще не поддавались идентификации. Кое-как задремав, я вскоре проснулся — мне показалось, что рядом в темноте кто-то ходит. Схватился за нож, прислушался. Затем увидел в темноте огонек сигареты — Калина сидел у дерева, положив карабин на колени, и курил.
