— Как почти любой человек.
— В таком случае тебе следует тренироваться еще усерднее и стараться не устраивать подобных представлений, разве что с тобой заранее разработают сценарий. Это вполне возможно. Ты желаешь тренироваться с мечником? Очень хорошо. Интересуют ли тебя бойцы, владеющие иным оружием?
— Само собой.
— Очень хорошо. Я познакомлю тебя с моим помощником, который будет тренировать тебя. Тебе еще нужно многому научиться.
— А когда будет следующий бой? Я успею освоить хоть что-нибудь?
— Не представляю. Ты можешь биться через неделю или через месяц. Или через год… Но это же не повод не тренироваться.
— Да уж, — прошипел я.
Месяц с лишним, проведенный здесь, — достаточное время, чтоб успеть привыкнуть к интенсивной ежедневной нагрузке. Еще прежде я усвоил объяснения прежнего своего тренера, учившего меня определять оптимальное количество тренировок, и старался не превышать их. Ни к чему загонять себя до смерти.
Немолодой помощник Исмала оказался раздражительным, но очень знающим. Он не терпел противоречий, попытка спорить с ним иной раз приводила к тому, что прямо на месте спора случался импровизированный спарринг. Дрался бывший гладиатор отменно, не стеснялся иной раз крепко заехать ученику в челюсть или в живот, но каждый раз словно по волшебству обходилось без членовредительства. Впрочем, может быть, и не по волшебству, а лишь по причине искусности.
Я на него не обижался. К тому же занятие это в моем положении бесполезное. Если хочешь получить умения и знания, приходится терпеть. И я старался выполнять требования нового учителя, не отвечал вежливой усмешкой на его плосковатые остроты, пропускал мимо ушей его брань, которую тем более понимал с трудом (видимо, транслитерирующее заклятье, навешанное на меня в первый день моего пребывания здесь, перевод обсценной лексики не подразумевало), — словом, рвался к результату.
Следующий бой был назначен через две недели, мастер отобрал десять пар, но до последней, в которой были я и Аэмир, очередь не дошла. Заскучавшие гости велели привести танцовщиц, и летающая чешуйчатая тварь повезла нас двоих и трех раненых гладиаторов обратно в замок. Я, с облегчением вздохнув, подумал о том, что судьба предоставила мне шанс — короткую отсрочку, которую я могу отдать тренировкам, и в следующий раз, может быть, справиться с более опытным противником.
Эта жизнь постепенно затягивала меня. Более опытные товарищи охотно рассказали, что после четырех удачных боев меня, возможно, начнут выпускать из замка, давать немного денег, словом, все пойдет намного приятнее, чем теперь.
— Вообще жизнь гладиатора — отличная штука, — объяснил мне один из них. — Гладиатор — уважаемый человек, настоящий мужик, кто спорит? Эта профессия — самый лучший способ заработать неплохие деньги, чтоб хватило и семье, и детям, и на обеспечение старости. А потом, когда трудно станет драться, сможешь работать тренером или охранником — тебя везде возьмут. Самые же знаменитые гладиаторы получают столько денег, что живут, как господа, никакому ремесленнику не снилось.
— И жизнь постоянно на кону. В любой момент можно проиграть голову.
— В любой момент любого трудягу на улице прирежут, или лошадь понесет, и прямо по нему проскачет. Гладиаторы не так уж часто гибнут, да и даже если так… Оно стоит того, чтоб играть. Охотники и солдаты рискуют жизнью намного чаще, намного сильнее и денег добывают, как правило, меньше. Однако ж не переводятся. О чем это говорит?
— Что жизнь здесь у вас тяжелая.
— Именно так! Гладиатор — это профессия самая что ни на есть лучшая для здорового мужчины. Далеко не каждый может стать гладиатором, даже если желает этого. Большинству жаждущих нашей доли приходится пройти через массовые бои, а это мясорубка, из которой выбираются лишь самые удачливые или талантливые. Но тебе ничего не надо добиваться — ты уже являешься гладиатором. Радуйся!
— Радуюсь, — пробормотал я. — Ты-то сам как стал гладиатором? Проходил через эти массовые бои?
— Нет. Мой отец был хорошим бойцом. Так что у меня оказалась протекция.
— У-у-у… И тут не без блата…
— Но ведь и тебе повезло.
— Хочется верить.
Я осознал, что, хотя живу здесь уже больше месяца, совсем не знаю этого мира. За прошедшее время успел разве только понять, что общество здесь жестко иерархично, император вправе творить все, что ему в голову взбредет, и вся знать, которая отстояла от него на одну или несколько ступеней социальной лестницы, в общем-то, смотрела на простолюдинов как на своих законных рабов. Конечно, в массе тех, кто не относился к числу благородных, имелись свои градации, и не все было так уж просто. В этих тонкостях я еще не разобрался, однако понял, что разбираться в этом надо не сидя в замке, в отрыве от живой жизни.
Но даже месяц спустя, когда меня и еще несколько других гладиаторов перевезли в один из городских императорских дворцов (не столичный, как я понял, но расположенный в довольно крупном городе), не изменилось ничего. Постигать чужие традиции следовало не взаперти, а обитая где-нибудь в городе, толкаясь локтями с местными жителями на базаре и самостоятельно набивая все шишки.
Следующий бой, в котором мне пришлось принять участие, к моему неприятному изумлению, произошел даже не в пиршественном зале, а в спальне.
Императорские покои не уступали роскошью интерьеров ни Эрмитажу, ни Версалю и впечатлили меня, пожалуй, даже больше, чем то и другое вместе взятое. В чертах местного интерьер-дизайна было что-то восточное, что-то греческое и даже готическое — дичайшая смесь. Огромные окна смотрели в парк, сквозь прорези золотых экранов, искрящихся вставками, в спальню просачивался свежий ночной ветер. Часть светильников, напоминающих разлапистые кувшинки на массивных основаниях, украшали собой свободные от мебели уголки, другие канделябры свисали на цепях с потолка. Выглядели они чрезвычайно стильно.
На широченной кровати (хрена се сексодром!..), убранной тонкими шелковыми занавесями полога, валялись леди Миралей, которую я узнал с первого же взгляда, и его величество, в котором мне очень хотелось, но не получалось отыскать демонические черты. Оба едва прикрыты простынями, причем так, что при одном же взгляде становилось очевидно — одеться господа не озаботились.
— Не фиг смотреть в ту сторону, — прошипел мне противник, прежде чем коротким поклоном обозначить свою готовность к бою.
Я едва успел «когтем» перехватить и увести в сторону удар мечом. Клинок прошелся по левой, защищенной руке плашмя, и ему болезненно ответило мое запястье. Слишком стремительной получилось атака, без всякого перехода, слишком неожиданно. В конце концов слуги еще только заканчивали выносить напольные светильники, а заодно и кресла, чтоб освободить для нас место.
