Машины, посветив матовыми крашеными днищами, прошли в сторону ангара. Сейчас начнется. Шагов через двадцать сзади донеслись звуки «зачистки». Усмехнувшись собственной проницательности, я прибавил ходу.
Но далеко мы уйти не смогли. Сглазил я свою удачу на сегодня. Впереди неторопливо шли трое военных. Они не спешили, перекидывались шуточками, судя по смешкам, потому что разобрать слова с такого расстояния было невозможно.
Я остановился, пригляделся. В поле зрения появились еще двое. Потом еще… На седьмом я перестал считать и ринулся назад со всей возможной прытью. Хлюпик некстати оказался под ногами.
— Назад, — жутким шепотом скомандовал я ему.
На этот раз обошлось без препирательств и вопросов. Хлюпик повиновался, отступил, пропуская меня вперед, и засеменил рядом.
Лезть в драку с семью военными, а их, может, и больше, да еще пара вертолетов, бесполезно. Тогда уж проще сразу застрелиться. Подкупить кого в полевых условиях тоже нереально. Это на блокпосту можно взятку пихнуть в свободно конвертируемой валюте. Здесь боевые действия, никто даже близко меня не подпустит. Шарахнут сразу на поражение. Куда деваться? Обратно к ангару? Самоубийство.
Выход был только один. Правда, он тоже походил на самоубийство, но другого все равно нет.
— Быстрее, — поторопил я Хлюпика, увеличивая скорость.
Чего-то меня на слова потянуло, хоть он и не отставал. Нервы. Я глубоко вдохнул.
Шагов через пятьдесят свернул в сторону и нырнул в кусты. Хлюпик, как и было велено, топал за мной след в след. Невидимый за кустами провал открытого люка зиял черной дырой. Я опустился на колени, глянул в пахнущую гнилью темень.
Как соединялись здесь между собой подземные коммуникации, не знал, наверное, никто. Отдельные герои составляли карты каких-то фрагментов. И только.
Ржаво-коричневая крышка валялась рядом. Кто и когда последний раз спускался в этот люк?
Хлюпик глядел на меня завороженно. Я отпрянул от провала люка и кивнул ему на зияющий чернотой колодец.
— Лезь.
Парень поежился. — А ты?
— Я следом.
Хлюпик помялся. Пихнув за пояс пистолет, который все это время стискивал в руке, как утопающий соломину, полез вниз. Я догадывался, что это будет шумно, но не думал, что настолько. Каждая ступенька несчастной вертикальной лестницы лязгала под его небогатым весом, словно бы по ней полз не один, а десяток Хлюпиков. Наконец снизу влажно чавкнуло.
Он добрался до земли, и там мокро. С этой сногсшибательной мыслью я полез в колодец. Когда макушка моя поравнялась с краем люка, в голову пришла идиотская мысль: «Надо закрыть за собой люк».
Впрочем, она пропала так же молниеносно, как и пришла. Колодезная крышка весит столько, что мне ее и до люка не дотащить. А если и дотащу, то при попытке прикрыть ее за собой без пальцев останусь — к гадалке не ходи. Да и не найдет нас тут никто, а если и найдут, то в люк не полезут. Разве что дадут пару очередей вслед, коли патронов много.
Кружок открытого люка уменьшился далеко наверху. Хотя я старался на него не смотреть. Глядел вниз.
Света совсем не осталось. В кромешной темноте было жутко. Хватаясь по очереди то одной, то другой рукой за шершавые прутья ступенек, я спускался все ниже, пока задница не уперлась во что-то твердое… подвижное… Сдавленно ойкнул Хлюпик, и твердое-подвижное отодвинулось в сторону.
— Ты можешь под ногами не путаться? — сердито спросил я у темноты.
— Извините, — отозвалось тошнотворно интеллигентное.
Я сидел на корточках на голом бетонном полу колодца. Спиной прислонился к стене, голову запрокинул, глаза закрыл. Вокруг было тихо. Только вода под ногами журчала, спускаясь с правой стороны коридора и убегая в левую. Ручеек оказался мелким, не доставал и до шнуровки ботинка, но раскинулся чуть ли не на всю площадь подземного коридора.
Темнота. Тишина. Вода журчит. Мысли идут неспешно, спокойно. Мышца на руке перестала дергаться. Красота. Может, это и есть моя мечта? Тишина и покой? Вот сейчас засну и никогда больше не проснусь. Тело так и останется сидеть у стены угрюмым монументом, потом усохнет. Со временем тлен и остатки разложения унесет вода, смоет, как все гадкое и гнилое, что было в моей жизни. Останется только скелет. Стержень. Он будет худ, крепок и непоколебим. И он будет угрюмо таращиться пустыми глазницами в противоположную стену, словно пытаясь найти там смысл бытия. А смысл, как всегда, укроется. Зато эти уставившиеся в стену кости будут полностью соответствовать моему погонялу.
Но самое главное, что все это останется здесь, среди сумасшедшей зоны, сумасбродного мира. А я буду где-то или нигде не буду. Но мне будет тихо и спокойно.
— Кхе-кхе…
Как же! Будет мне тихо и спокойно. Размечтался!
Я открыл глаза. Хлюпик покорно сидел рядом и играл фонарем, который я вручил ему первым делом, как спустился вниз. Фонарь — не пистолет. С ним, пожалуй, немного безопаснее.
Лучик фонарика вяло гулял по стенам, но Хлюпику явно было скучно. Он напоминал сейчас ребенка, которому взрослые обещали поиграть, но вместо этого сунули игрушку, а сами уселись скучные разговоры разговаривать. А ребенок, наигравшись с игрушкой, с которой и играть-то не хотел, не выдержал и решил привлечь к себе внимание единственным доступным, хоть и наивным, способом.
Реакция была столь же наивной и предсказуемой, как у того ребенка. Стоило мне только чуть пошевелиться, это уже было воспринято как интерес к его персоне.
— Угрюмый? — У?
— А откуда ты знал про военных? Хороший вопрос. По делу. Ладно…
— У меня есть свои источники информации, — уклончиво ответил я, — причем им можно верить.
— По дружбе?
— За деньги. Любой друг может предать. Человек, которому платят, может только продать. Потому я плачу так, чтобы не было желания продаться кому-то еще. Друзьям я не верю. У меня их нет.
— А Мунлайт?
Я скосился на него. Он смотрел на меня с неподдельным интересом.
— Мунлайт просто человек, которого я знаю и который знает меня. Все. Я ему ничего не должен, он мне ничем не обязан. И нам обоим друг на друга наплевать по большому счету.
— А есть кто-то, на кого не наплевать?
— Я уже сказал, — бросил я. — У меня нет друзей. Вообще.
Хлюпик насупился. Не то решил, что я его обманываю, не то еще что.
— Так не бывает. У каждого человека есть друг. Хоть один. Друзей не бывает много. Но совсем без друзей ни один человек не может…
Ни один человек? Я рассмеялся. Хлюпик посмотрел на меня с обидой, но я уже не мог остановиться. Обида на утонченном лице московского интеллигента, У которого дедушка за какие-то неведомые заслуги схлопотал квартиру в сталинской высотке, сменилась непониманием. Затем физиономия Хлюпика приняла опасливое выражение. Он чуть отстранился и бросил на меня косой взгляд.
