Пеггол вез Менк тоже осмотрел таймер; его взгляд не отрывался от зеленой стрелочки, рассекавшей пополам знак нуля.
— Как по-вашему, глубоко установлена бомба?
— Я, конечно, далеко не знаток геологии, но чтобы вызвать разрушение горных пород, с моей точки зрения ее нужно зарыть довольно глубоко, — ответил Рэднал. — Если Туранд вез Нитал считает, что его специалисты успеют извлечь бомбу до наступления темноты, боюсь, его ждет сюрприз.
— Как крепалганцы ухитрились установить здесь бомбу? — спросил Импак вез Потос. — Ведь ваши сотрудники…
— Котлован-Парк далеко не мал, — заметил Рэднал.
— Я знаю. Кому как не мне знать — я столько исшагал по нему, — со вздохом произнес Импак. — И все же…
— Люди редко заходят в эту часть. Я, например, никогда не водил сюда группы. Конечно, крепалганцы рисковали, делая свое дело, однако не слишком сильно.
— Нужно позаботиться о том, чтобы исключить возможность повторения подобной угрозы, — сказал Пеггол вез Менк. — Может быть, следует расширить милицию Парка, или расположить здесь армейскую базу, или открыть подразделение Глаз-и-Ушей — не знаю, надо решить, какие меры обеспечат большую безопасность. Но что-то сделать необходимо.
— Также надо учитывать, какие меры меньше повредят Котлован-Парку, — заметил биолог.
— Согласен, хотя этот фактор далеко не самый важный, — ответил Пеггол. — Подумайте, Рэднал вез: если Барьерные горы падут и Западный океан затопит Низину, это сильно повредит Котлован-Парку?
Рэднал открыл было рот, чтобы запротестовать. Задача сохранения Парка в первозданном виде всегда была для него жизненно важной. Человек своей деятельностью безобразно изувечил Низину; территория заповедника служила единственным напоминанием о том, какой она была. Но последние дни он провел, мучаясь опасениями, что в следующее сердцебиение утонет, а уж сегодня-то вовсе в этом не сомневался. И если бы он утонул, его родная страна утонула бы вместе с ним. По сравнению с этим расквартирование в Парке солдат или Глаз-и-Ушей казалось сущим пустяком.
Биолог не произнес ни слова.
Рэднал давно не был в Тартешеме, хотя столица располагалась совсем недалеко от Котлован-Парка. И уж тем более ему не приходилось ехать через город в открытом моторе, когда людские толпы, шумно ликуя, выстраивались вдоль дороги. Наверное, это должно было доставлять удовольствие; Пеггол вез Менк, сидевший в моторе рядом с ним, удовольствие явно получал — он улыбался и махал рукой, словно его только что избрали верховным жрецом. Однако проведя столько времени на необъятных просторах Низины, в одиночестве или с небольшими туристскими группами, Рэднал скорее пугался огромных людских масс, чем радовался восторженной встрече. Он нервно поглядывал на высокие здания, нависавшие с обеих сторон центральной улицы, и чувствовал себя проходящим по мрачному каньону, а не по рукотворным аллеям столицы.
— Рэднал! Рэднал! — скандировала толпа, как будто все знали его достаточно близко, чтобы обращаться по имени. У толпы был и еще один клич: — Птичка-коприт! Птичка-коприт! Да благословят боги птичку-коприт!
Этот последний клич помог Рэдналу успокоиться. Увидев его улыбку, Пеггол сказал:
— Можно подумать, что здесь собрались одни орнитологи.
— Да, — отозвался Рэднал. — Может, и плохо, что на церемонии нет того самого коприта.
Пеггол взметнул вверх свою бровь.
— Ну, вы сами отговорили наших доблестных солдат от намерения поймать его.
— И правильно сделал, — ответил Рэднал.
Поместить птицу, укравшую детонаторные провода, в клетку казалось несправедливым. Котлован-Парк для того и существовал, чтобы дать всем тварям возможность жить свободно и естественно и как можно меньше подвергаться воздействию человека. Благодаря птичке-коприт это оставалось возможным и далее, и нельзя в награду сажать ее в клетку.
Мотор выехал на площадь перед дворцом Наследственного Тирана и остановился у величественного здания, где жил Бортав вез Памдал. На лужайке перед домом воздвигли трибуну. Складные стулья, обращенные к ней, заполняли высшие сановники Тартеша и других государств.
Крепалганцев на этих стульях не было. Наследственный Тиран выслал представителя Крепалганского Единства, депортировал из Тартеша всех крепалганских граждан и закрыл границу. Ничего более он пока не предпринимал. Рэднал кипел возмущением и в то же время одобрял подобную осторожность. В век звездных бомб даже с попыткой убийства целого государства надо обращаться деликатно, чтобы не последовало двойное убийство.
Ошеломляюще красиво одетый мужчина подошел к мотору и низко поклонился.
— Я церемониймейстер. Не изволите ли пройти со мной, свободные?
Рэднал и Пеггол изволили. Церемониймейстер провел их к трибуне, усадил на почетные места на возвышении и поспешил назад, чтобы встретить остальных членов группы следопытов, чьи моторы выстроились за тем, в котором ехали гид и Глаз-и-Ухо.
Глядя на важных сановников, с нескрываемым любопытством рассматривающих его с головы до ног, Рэднал снова занервничал. Разве ему место в высшем обществе?.. Потом он заметил во втором ряду, прямо в середине, Тогло зев Памдал, которая широко улыбнулась и помахала рукой. Чувство, что неподалеку находится человек знакомый и приятный, помогло ему обрести душевное равновесие и спокойно дожидаться следующей части церемонии.
Оркестр заиграл национальный гимн Тартеша. Рэднал просто не мог усидеть. Он вскочил и стоял, положив руку на сердце, пока гимн не закончился. Затем на возвышение поднялся церемониймейстер и объявил:
— Свободные… Наследственный Тиран!
Лицо Бортава вез Памдала смотрело с серебра, улыбалось прохожим с общественных зданий и часто появлялось на экране. Тем не менее Рэднал никогда не думал, что воочию увидит Наследственного Тирана. Во плоти Бортав выглядел заметно старше, чем на изображениях, а также не совсем таким уж мудрым и непреклонным — словом, больше походил на человека, чем на полубога.
А вот сочный баритон оказался его собственным. Он говорил без бумажки четверть десятины, восхваляя Тартеш, бичуя тех, кто тайно лелеет зло и вынашивает дурные замыслы, и заверял сограждан в том, что опасность не повторится. Короче, это была политическая речь. Рэднал, который больше интересовался почками жирной песчаной крысы, чем политикой, вскоре перестал вслушиваться… И едва не пропустил, как Наследственный Тиран назвал его имя!
Он вскочил как ужаленный и, сам себе не веря, будто во сне, взошел на трибуну. Бортав дружеским жестом положил руку ему на плечо. От Наследственного Тирана слегка пахло духами.
