— А что я должен видеть? Помойку вон вижу, с горой мусора. Вон, дыру вижу, куда мы дохлого бомжа скинули — кстати, так и лежит, я видел, собаки, правда, все же добрались и объели; то еще зрелище… А что еще?
— Поступь истории — вот что! Но это, старик, не приглядываясь, не разглядишь. Ваше поколение… Вот наше поколение смотрело фильмы про храбрых индейцев, этого… Чингачгука; представляли себя на месте, значит, Неуловимых Мстителей, под пронзительную песню уезжающих в закат, — и в душе что-то замирало, ага… А вы? Про трансформеров кино? Про человека-паука? На его месте себя представляешь?
— Бать, давай без наездов! — предостерег я его.
— Да ладно… Я это к чему. К тому, что когда ты видишь не только помойку, но и шаг времени ощущаешь, в котором и эта помойка, и этот двор, и эта Башня, с которой вы с Толяном метали хлорную «бомбу» на головы нападавшим, и этот козырек, где насмерть бился Устос, — то ты видишь дальше помойки, и дальше козырька… Ты становишься умнее и богаче…
Нифига я его не понял. Иной раз его как начнет заносить…
Олег искоса взглянул на сына, и понял что надо проще… проще… А может, и вообще «не надо». Зачем?… Да просто хотелось поговорить с сыном. Что-то редко это получалось в последнее время. Все больше за насущные задачи — как добра побольше захомячить, как выжить, да как неприятелю грамотно кишки выпустить… Нормальное такое бандитское общение старшего с младшим.
Старшего бандита с младшим! — Олег сплюнул с балкона.
— Серый, ты читал что-нибудь про сванские башни?
— Нет, первый раз слышу. Что это?
— Есть в горах Кавказа такая страна, или местность — Сванетия. Горная Сванетия. Что там ценность всегда было? — скот. Угонять чужой скот — и прибыль, и удаль, и молодечество. Удачливого угонщика, сиречь — грабителя, и девушки любят, и в роду уважают… Достойный человек! — считалось. Ты что думаешь, целые народы жили, да и живут набегами, грабежом — для них это было так же нормально и естественно, как для земледельцев собирать урожай… Мама твоя только этого не догоняет, в силу вбитых в мозг комплексов и предрассудков, которые она считает «моралью»… Впрочем ладно. Так вот. А где чужое добро забираешь, там нет-нет да и пришьешь кого, — не так ли?…
Крыс хмыкнул понимающе и кивнул.
— И там существовал такой красивый древний обычай — кровная месть. Освященный, так сказать, исторической традицией… — батя хмыкнул и полез за куревом в карман, — Это когда мстят не определенному человеку, упоровшему косяк, а всей его семье, или всему роду. Ну и вот. Там в каждом селении, в каждой семье есть — или была, — такая родовая башня. Каменная. Как дело запахло вероятностью оросить травку красненьким, — так семья подхватывалась и грузилась в башню. Ну, запасы с собой — дрова, жратва, вино там… Как у нас, словом. Ну и… Там пересиживали опасные моменты. Совсем как мы. Там и считалось нормальным и даже необходимым каждой семье иметь свою башню. Фактор выживанения, так сказать. Неужели не слышал?
— Нет…
— Ну вот… Видишь, какие ассоциации лезут в голову твоему старому папке… Красивые какие ассоциации: Кавказ, сванская башня. Или замок на скале. А ты: помойку вижу… Горелые дома вокруг вижу… Дыру, где собаки бомжа жрали… Ширше надо смотреть, Серый, ширше и ширшее!
Он опять засмеялся. Так я и не понял, к чему это он. Да покласть на этих древних горцев. У них тогда гранатометов не было. А были бы — раскатали бы эти башни в момент. Нам бы гранатомет! И пулемет — крупнокалиберный. И этот… как его? Толик с батей говорили: АГС-17 «Пламя». Автоматический гранатомет на станке — и поставить его на крыше, — вот это было бы дело! Нас бы без вертолетов вообще бы никто не взял. Кстати, и что касается вертелетов… — я замечтался.
Батя облокотился на перила балкона и курит. Сплевывает вниз. Курит не абы что — а сигару. Самую дорогую, что нашлась в запасах этого же таможенника. Батя вообще не любитель курить, — так, от случая к случаю, но сейчас — чисто под настроение, и как он сам говорит, «понты метнуть перед самим собой». Только что мы закрепили очередной трос; он слегка провисает, как не старались натягивать, но батя сказал — пусть.
Я тоже рядом. Отмахиваюсь от дыма вонючей сигары. Мне нравятся только длинненькие тонкие сигариллы с вишневым вкусом, — батя и сказал: «Ну и кури, бухай, только не матерись», — опять прикололся… Но что-то не хочется сейчас курить, тем более, что никто не запрещает и выделываться «взрослостью» не перед кем…
Сказал про это бате. Тот затянулся, выпустил клуб дыма, попробовал пускать колечки — не получилось; и тогда только ответил:
— Видать, и впрямь взрослеешь…
Сплюнул вниз, проследил за плевком, и сообщил:
— Серый, а ты заметил, сколько у нас во дворе канализационных люков?…
А и правда, я как-то не обращал раньше внимания — весь двор в люках, наверное, штук десять, а то и двадцать. Ну и что?
— А то, старик, что это ведь не только канализация. Это и телефонные сети, и водоканал, и что-т еще. Вот бы этим хозяйством заняться!
— А зачем, бать? Нафиг они нам сперлись?
— А ты подумай. Вот выпадет снег. Все следы будет надолго видно. Вдруг нам понадобится тихо слинять с Башни. Скажем — зайти в тыл нападающим. Ты прикинь — насколько это было бы полезно!
Я прикинул. Действительно, круто.
Батя продолжал:
— Ведь посмотри — в наш бассейн до сих пор никто из местных так и не залез. Так никто ни не допер, что там вода-то есть! Привыкли, что он пустой и заброшенный. Я видел — каждый день топают на набережную. А все почему? Потому что не ходим мы в бассейн по улице! Снаружи бассейн все такой же: заброшенный, двери забиты, и пыль-паутиной взялись. А мы лазим через Башню, сквозь стену. И никто нас при этом срисовать не может! Это плюс, нет?
Да что говорить, конечно плюс. Вообще, лазить за водой было еще то удовольствие, таскать каждый день воду для кухни, для мытья; и я давно уже подбивал батю запрячь на эту милую процедуру и новых пеонов, — но он отказывал. Говорит, — и, конечно, небеспочвенно, — что это опасно: во-первых, пеоны получают возможность напасть — там ведь сквозь стены лазить надо. Не остережешься — и можно будет заработать ломом по башке, как Джамшут от Ибрагима. Во-вторых — не надо бы пеонам знать, откуда у нас вода; наши нычки и тайные ходы. Их дело телячье: сказали тут дыру пробить — пробили; а для чего и куда, — не их пеонье дело. Мало ли… Мы ж их менять собрались — во всяком случае, Кольку. Равшан-то… Кому он нужен. Кстати, Колька в первые же дни в кровь отделал Равшана, когда тот попытался, как мы поняли, качать права как «старослужащий»; и завел там свои «базары по понятиям». Деревенский, да еще отслуживший Колька просто избил городского понтореза в кровь, при молчаливом одобрении Иванова, — и потом мы их держали отдельно…
