Очередной миномётный залп заставил Табаса пригнуться — прошуршавшие над головами мины накрыли «зелёнку».
Взрывы забросали реку древесными обломками: листьями, обломанными ветками и щепой. Они медленно поплыли вниз по течению в коричневой вязкой воде. Разведчики продолжали прорываться, не обращая внимания на то, что дикари, понявшие, что добыча ускользает, начали с удвоенным палить в гвардейцев, всё ещё оставаясь невидимыми.
— Огонь плотнее, черти! Не жалеть патронов! — закричали одновременно рация и сержант, стоявший рядом — рассматривавший в бинокль то, как гвардейцы уничтожают заграждения, воздвигнутые с таким трудом. Табас засмотрелся на одного из разведчиков и увидел, как его настигла дикарская пуля. Молодой бородач рухнул мешком на землю, сжимая раненое бедро, из которого хлестала на землю кровь, и закричал. К нему подбежали сослуживцы и, подхватив на руки, потащили к своим, за колючку, царапаясь, разрывая одежду и кожу.
— А тебе что, особое приглашение? — прорычал кто-то рядом с Табасом, и юноша, не успевший даже испугаться, поймал ухом мощный удар, опрокинувший его на дно окопа, повесивший перед глазами темную пелену и зазвеневший в голове комариным писком.
Когда молодой наёмник, шатаясь и пытаясь сфокусировать взгляд на каком-нибудь объекте, поднялся, шкафообразный серж поднял его, взяв за грудки и бросил на бруствер, крича:
— Команда была «огонь», боец!
Табас послушно нажал на спуск, всё еще не придя толком в себя и даже не удосужившись убедиться в том, что ствол автомата направлен в правильную сторону.
Проморгавшись как следует и разобравшись, что к чему, он увидел, как разведчики спрыгивают в окоп к Вольным. Миномёты дали ещё один залп, накрывший лес. В этот раз Табас даже не обратил на свистевшие над головой мины внимания, поскольку после могучего удара сержанта в башке у него всё ещё громко звенело.
Юноша пытался устоять на ногах, но не сумел: голова кружилась, его повело, и наёмник упал на дно окопа, борясь с подступающей тошнотой.
«Хоть бы не сотрясение», — подумал он, глядя вверх на темнеющее небо. Солнце уже почти зашло, однако дикарей, Табас был уверен в этом, темнота не остановит. К гвардейцам подбежал санитар, громко спрашивая где раненые, а остального вытягивавший шею Табас не рассмотрел, поскольку спасённая группа разведчиков оказалась далековато от него.
Солнце скрылось за горизонтом, его лучи освещали теперь только небо над позициями Вольных, а на земле тени, вытянувшиеся во время заката, наконец, слились в одну и приготовились встречать ночь.
— Идут! — резкий вскрик где-то справа заставил Табаса подскочить так, будто глина под ним превратилась в раскаленную лаву. Посмотрев в прицел, молодой наёмник разглядел, как из леса, который только что обстреливала артиллерия, выскакивали черные силуэты.
— Огонь! Огонь, черти! — заорал сержант и, подавая пример бойцам, выпустил в противника первую очередь.
Табас поймал в прицел первого дикаря и нажал на спуск, посылая на противоположный берег реки три свинцовых гостинца.
«Есть», — удовлетворенно подумал он, увидев, как голова дикаря раскололась на куски и расплескала в стороны что-то черное. Однако не время было упиваться победами — врагов было ещё множество.
Дикари высыпали из леса, как муравьи из-под потревоженного трухлявого древесного ствола. Они бежали, крича что-то на своём наречии, иногда припадая на колено и стреляя в сторону окопов из своих ружей и винтовок. Но пули не могли заставить солдат даже голов пригнуть, поскольку мощи дикарского оружия не хватало для того, чтобы достать Вольных. Пули в большинстве своём просто не долетали до позиций, а если и долетали, то убить могли лишь случайно, поскольку кривые и ржавые от отсутствия ухода стволы смотрели куда угодно, только не в цель.
Первый залп Вольных проредил атакующих: многие из них остались лежать, так и не сумев добраться до воды, однако на смену одному выбывшему из строя дикарю из леса выскакивал десяток бойцов — фанатичных, полных решимости встретить свою смерть на бегу, поймав грудью на вдохе её свинцовых посланников.
За спинами Вольных снова дала залп артиллерия. Снаряды, едва не срывая с голов кепки, промчались в воздухе и ударили по пространству между лесом и рекой. Табасу даже не пришлось использовать прицел для того, чтобы увидеть разрушительную мощь «бога войны» и содрогнуться. Дикари наступали, сбившись в толпу, и попадания пришлись в самый её центр. Десяток легких снарядов расцвели на берегу реки огненными цветами, разметав тела дикарей, срывая с них одежду и прошивая осколками, превращавшими плоть в кровавое месиво, где уже не разобрать, в каком месте заканчивается один труп и начинается другой.
Старавшийся сохранять хладнокровие Табас выщёлкивал дикарей аккуратными одиночными выстрелами и короткими очередями. Впрочем, с тем же успехом он мог просто направить ствол в сторону противоположного берега, зажать спуск и не беспокоиться — нападающих было столько, что ни одна пуля не пропала бы даром.
— У них раке…! — закричал сержант, но раздавшийся с того берега резкий свист и шипение не дали ему договорить.
Самодельные ракетницы были, безусловно, кривыми, собирались на коленке и частенько убивали не противника а стрелков, взрываясь у них в руках, но их было много — тут враги не были стеснены в средствах. Водопроводная труба, взрывчатка, примитивный двигатель — и готово.
Табас успел на одних рефлексах навести винтовку на сидевшего на колене жителя пустыни с трубой и нажать на спуск, вышибив тому мозги, однако житель пустыни всё-таки успел запустить ракету, которая, засвистев, поднялась по спирали в воздух и взорвалась где-то над головами атакующих.
Проблема была в том, что гранатомётчик был не один, и в сторону окопов Вольных практически параллельно с первым выстрелом полетел, шипя и свистя, ещё добрый десяток снарядов. Половина из них взорвалась на подлете или упала, но другая достигла цели и взорвалась над позициями или прямо на позициях Вольного полка, осыпав сидевших внутри солдат градом разрезанных гвоздей, монет и прочего мелкого металлического сора, разившего не хуже пуль.
Одна из ракет взорвалась совсем рядом, Табаса засыпало щепками и кусками глины, запахло горелым порохом, но молодой наёмник, колоссальным усилием воли загнавший панику глубоко в подсознание, продолжал отстреливать дикарей, отдавая предпочтение ракетным расчетам.
А их число, казалось, только увеличивалось. Снова залп артиллерии, ударивший в ту же точку и снова собравший там богатый и кровавый урожай, снова залп со стороны дикарей, накрывший окопы Вольных.
