- Что случилось?- воскликнула Настя.
- Сигнал разбивать лагерь, - ответила Эльвира, взглянув на солнце. Оно уже касалось макушек деревьев, - я вас покину, синьоры. Нужно отдать несколько распоряжений и проконтролировать слуг. Когда закончите с делами, я жду вас у себя.
Она кивнула им, прощаясь, а девушки придержали коней, пропуская фрейлин и обоз, который повернул с дороги на поляну. Подруги решили не отставать от него и последовали следом.
Телеги остановились в ста метрах от края дороги и образовали полукруг. Слуги споро и без лишней суеты взялись устанавливать шатер для Эльвиры, снимая его составные части с телег.
Девушки подъехали к линии повозок и решили остановиться на ночлег возле них. Прежде чем слезть с коня, Саша бросила взгляд на дорогу и впервые увидела, как становятся лагерем пятнадцать тысяч человек.
Раньше фраза "встать лагерем", рисовала в мыслях Саши картину поляны с палатками и кострами, но такое количество народа, не могло поместиться в одном месте. Поэтому отряды сворачивали в обе стороны от дороги и занимали ближайшие свободные пространства. Таким образом, каждый отряд образовывал свой лагерь, отгораживая себя от соседей полосой свободной земли. На эту границу коневоды выводили выпряженных ослов и лошадей отдыхать.
Стоял шум, гам, где-то раздавался смех. Потянуло дымом костров, послышался стук топоров от ближайших рощ смоковниц. Все это скопление людей, Саша примерно прикинула, расположилось на площади около километра или чуть больше. И на конец-то, Александре посчастливилось увидеть конец армии.
Оказалось, что в хвосте крестоносного воинства движется большое число простых паломников, которые идут к святым местам. Среди них были и нищие и бандиты, которые мечтали пограбить в городах, взятых штурмом, и крестьяне, мечтающие о наделах. Было этой толпы около трёх тысяч человек, и самое неприятное, что их никто не собирался кормить. Им приходилось добывать еду себе самим, поэтому войдя в лагерь, они растеклись по нему, как поток мутной воды, воруя и попрошайничая.
Между тем, девушки занялись своими делами. Настя взялась за их живой личный транспорт, а Саша готовила трофейных коней и имущество к продаже. Она снимала захваченные вещи и сортировала их, складывая по кучкам доспехи, оружие и одежду. Ценную мелочевку и запасы продуктов относила к своим вещам.
Вдруг, краем глаза, она заметила недалеко от их стоянки какое-то шевеление. Обернувшись, Саша увидела небольшую толпу оборванцев, которые с жадностью посматривали на разложенные вещи, бурно споря на смеси разных языков, при этом, постепенно приближаясь к ним. У девушки екнуло внутри, а рука уже тянула меч из ножен. Толпа остановилась, как будто налетела на стену, а за Сашиной спиной, раздался скрип Настиного лука.
Из толпы раздался громкий и хриплый голос:
- Добрая Госпожа, уделите толику от щедрот ваших, Господь ведь завещал делиться со страждущими мирянами.
Не успела Саша сообразить, что сказать в ответ, как из-за спины, раздался голос Насти, злой и высокомерный:
- Ступайте прочь, оборванцы, здесь не подают милостыню, а раздают стрелы, обратитесь лучше к монахам. Помогать страждущим им сам бог велел.
Нищие зашумели, выкрикивая угрозы и проклятия, но тут из-за повозок, вышла вереница пехотинцев графа и стали выставлять оцепление вокруг повозок и шатра. Попутно они разгоняли нищих, поколачивая их древками своих копий. Стоянка девушек и их вещи с животными, оказались внутри защитного периметра.
Саша с облегчением выдохнула и убрала меч, после чего повернулась к Насте:
- Насть, ты чего на них набросилась? Они же голодные, дали бы им пару сухарей, и все,- сказала она, ощущая внутри себя жалость к этим несчастным.
- Ах, Саша, Саша,- произнесла ее спутница, качая головой, как умудренная жизнью женщина, - мы не Иисус, чтобы семью хлебами накормить всех страждущих. У нас самих еды на пару дней, и кормить нас тоже никто не будет. К тому же мне кажется, как только ты достанешь сухарь, то их столько набежит, что мы останемся не только без сухарей, но и лишимся части вещей. Известный приём, кстати, например, возле церкви только достанешь монету, что бы подать кому-нибудь, так такая толпа набегает, и не знаешь, как вырваться.
Саше осталось только махнуть на это рукой и продолжить своё занятие, при этом обдумывая этот случай. "Вот ведь, как получается-то, - размышляла она, - действительно, доброта хуже воровства. Твоё доброе дело могут посчитать твоей слабостью, видимо не доросли они ещё до идей гуманизма и толерантности". Её руки все делали сами, а мысли перескочили на другую тему.
"Может мне, все-таки на Руси обосноваться, в Киеве к примеру. Бандеровцы там ещё не народились. А может заложить Москву, вперёд Долгорукого? Может быть тогда, в летопись попаду, а родители обо мне из неё узнают". Она грустно вздохнула, вспомнив их, а затем улыбнулась пришедшей мысли: "Вот ещё идея - послать письмо из глубины веков. Добраться до перевала Дятлова, на Урале, выбрать большую скалу и зубилом вырубить рассказ о своих приключениях, а внизу написать просьбу к альпинистам, пусть позвонят по такому номеру 15 мая 2015 года и расскажут об этом письме". На миг ей стало весело, когда она представила этих альпинистов, читающих ее письмо.
В это время сквозь оцепление проехал на ослике мужчина в окружении пяти стражников и пожилого слуги. Эта группа двигалась в сторону стоянки девушек. Саше, их предводитель, напомнил образ Санчо Пансо, как его любят изображать в книгах.
Мужчина был небольшого роста, толстым, с мягким круглым, тщательно выбритым лицом, на котором застыла улыбка добродушия и веселости. Он носил бархатную, зеленого цвета котту, опоясанную узким ремнем. На его ногах красовались своеобразные чулки, шоссы, синего и красного цвета, а также башмаки с загнутыми носками. Его голову украшал смешной убор, типа пилотки, с широкими полями, которые стояли вертикально, а впереди образовывали острый козырёк, словно клюв птицы.
Разглядев его, Саше захотелось рассмеяться, она решила, что это чей-то шут. Но тут она увидела золотую цепь на его груди, которая явно указывала на статус владельца или его должность, и отбивала охоту смеяться над ним. Девушка догадалась, что перед ней казначей графа, на это также указывала его кожаная сумка, которая висела на боку его скакуна. Пока в Сашиной голове проносились эти мысли, мужчина скатился с осла и пошёл в их сторону, попутно осматривая коней. Он приседал перед ними, обходил кругом, при этом потирал ладони и цокал языком. Затем подошёл к девушкам, поклонился и воскликнул:
