Сутулый жирдяй с плохими зубами, стоящий за стойкой, очевидно, был барменом.
– Эй! Стас! – говорил он куда-то вглубь помещения. – Слышь?! Хватит! Дайте телик позырить!
У большого телевизора два человекообразных существа призывного возраста, одетые в спортивные костюмы, пытались запихнуть оранжевый картридж в щель игровой приставки. Они тыкали во все подряд кнопки на джойстиках и пялились в экран, тупо рассматривая четыре мигающие буквы «SEGA».
На высоких стульях у стойки одна опухшая и невыспавшаяся официантка, красила ногти другой опухшей и невыспавшейся официантке. Два кавказца, не снимая своих здоровенных кепок, молча играли в нарды. За столиком в углу смуглая брюнетка в кожаной куртке пила кофе и черкала карандашом в большом кроссворде. Некто в полосатом свитере, сидя спиной ко всему залу, хлебал, покряхтывая, из тарелки что-то горячее и жидкое. Кровник заметил вскрытую коробку с новым видеомагнитофоном.
– Здравствуйте! – громко сказал он.
– Здорово, – кивнул бармен и снова повернулся к человекообразным у телика:
– Геша, твою мать! Вырубай свое гребанное «супермарио»! Кинескоп посадишь!
– Чей самолет на взлетке? – спросил Кровник. – С картами на хвосте?
Официантки повернулись и посмотрели на него.
– А че такое? – из-за спины бармена возник человек в малиновом пиджаке с золотыми пуговицами. В одной руке он держал запечатанный в полиэтилен пульт дистанционного управления, в другой зажженную сигарету.
– Твой? – Кровник подошел ближе. Человек в малиновом пиджаке внимательно осмотрел его с головы до ног. Покачал головой:
– Неа…
– А чей? – спросил Кровник.
– Ну, мой, – брюнетка отложила кроссворд в сторону. – А ты че за хрен с горы?
Кровник двинулся в ее сторону.
– То-то мне Дед Мороз сегодня снился, – она смотрела на его мешок, – бегал за мной с подарками по лесу.
Официантки захихикали.
Кровник остановился, кивнул на стул рядом с ней:
– Можно?
– Нет, – она смотрела в его глаза.
Длинные черные волосы, стянутые в тугой хвост. Узкие скулы. Тонкие нервные губы. Тертая на сгибах темно-коричневая кожанка. Татуировка выглядывает из ворота черной футболки и уползает по шее куда-то за ухо. Глаза темные.
– Я ищу пилота, – сказал Кровник.
– А нашел пилотку, – она щелчком выбила сигарету из пачки.
Бармен и малиновый пиджак громко заржали. Брюнетка холодно глянула в их сторону.
– Возьмешь одного? – спросил Кровник.
– Пассажиров не беру, – она прикурила от одноразовой зажигалки.
– Я заплачу.
Она отрицательно покачала головой.
– Я нормально заплачу.
– Дядя, ты глухой? Сегодня пассажиров не беру. Завтра приходи.
Кровник тяжело смотрел на нее сверху вниз. Она спокойно смотрела на него снизу вверх.
– Геша, Стас! – бармен вышел из-за стойки и, подойдя к орангутангам, забрал у них джойстики. – Все!
Он выдернул приставку из розетки и сунул антенну в гнездо на задней панели телевизора.
Писк. Щелчок.
Экран осветился мутным пятном. Потом проявилось изображение улицы. Люди бежали по этой улице, и другие люди били этих людей резиновыми палками. Словно догоняя изображение, откуда-то из глубин телевизора постепенно появлялся звук.
– Несколько часов назад на Смоленской площади, расположенной в полутора километрах от Дома Советов, – сказал строгий женский голос за кадром, – произошли столкновения демонстрантов – сторонников Верховного совета с милицией. Есть раненые среди манифестантов и сотрудников милиции. МВД обвиняет во всем организатора демонстрации радикального коммуниста Виктора Анпилова, призвавшего граждан к открытому сопротивлению правоохранительным органам. Анпилов же утверждает, что он и его товарищи по партии «Трудовая Россия» во время мирного митинга подверглись нападению пьяных свердловских ОМОНовцев, которые без предупреждения начали избивать всех, кто попадался под руку, в том числе и случайных прохожих…
– Ха-ха!!! – сказал то ли Геша, то Стас. – Это в Москве что ли?
– Ну так им всем и надо! – закивал то ли Стас, то ли Геша. – По почкам настучать этим гондо…
Кровник, идущий к выходу, опрокинул стул. Все присутствующие смотрели ему в спину. Он поправил мешок на плече и пинком распахнул дверь.
– Козел… – сказала одна из официанток.
Кровник быстро шел по улице. Шел, чувствуя, как организм переключается на новый режим. Как уходит вата из мышц. Как зрение становится острее. Как наливаются его кулаки. Он шел в сторону почты. Если и сейчас будет закрыта – придется выбить дверь. Вырвать решетки на окнах. Проломить кому-нибудь голову. Больше лазить по столбам он не собирается.
Из-за угла вывалились малолетки с орущим двухкассетником. Тупые наглые рожи. Он шел прямо на них. Расступились, пропуская. Мазнули по нему мутными взглядами, сомкнулись где-то за спиной и потопали дальше.
Глаза. Эти их глаза. Эти оловянные плошки. Пустые гляделки без капли мысли. Без полкапли. Потухшие взгляды… Блестят только от водки и жадности. Зеркало души? Какое зеркало? Какой души? Просто роговица, просто белок и зрачок. Откуда эта агрессивная апатия? Лежат по всей стране перед своими телевизорами, неожиданно в одночасье обессилевшие, словно высосанные до самого дна… Верят этим улыбающимся людям в мерцающих экранах. Мечтают попасть на «Поле Чудес» будто им память отшибло, будто это они – пустоголовые деревянные мальчики. Сами несут свои деньги на три большие буквы…. «МММ»… Восторженные буратины… Словно все разом поглупели. Словно впали все в старческое слабоумие… Когда началось?.. Когда? А ведь началось же… У этого всего было начало. Что-то случилось однажды. Не два года назад, не в девяносто первом… не в восемьдесят девятом, когда ломали стену в Берлине… Раньше. Он же всегда чувствовал это подсознательно. Чувствовал – что-то сдвинулось. Когда? И где? В нем самом? Вокруг?
До Афгана он вообще не обращал внимания на глаза.
Он понимал, конечно, что есть глаза красивые и некрасивые, что они каких-то разных там цветов, разрезов и так далее. Но разве у него было время всматриваться в эти самые глаза? Зачем? Что там он мог высматривать? Что там вообще высматривать? У человеков не принято смотреть в глаза своим соплеменникам. Это несвойственно животным его вида в естественной среде обитания. В троллейбусе? На эскалаторе? В очереди? Где и когда им смотреть друг другу в глаза, если они даже любовью занимаются при выключенном свете…
Глаза.
Афган тогда еще не был нашпигован взрывчаткой, не был заминирован под завязку, как это случилось позже… его бесплодная земля, еще не пищала под миноискателями, в ней не нарыли еще лунок, не насадили тысячи противопехотных клубней.
