Чёрный Караул увидел, что это будет Предтеча.
Я долго молчал, переваривая услышанное. Ничего нового мне не сказали, лишь подтвердили догадки и домыслы. Вся эта Магия Вето была лишь для того, чтобы прикрыть меня на время от вездесущих чернолунников и Стражей Душ.
Хотя удивительно, как Вепревы участвовали во всём этом? Они-то, наверное, должны были знать, что я тот самый…
Правда, масштабы этого «Вето» мне были неизвестны. Возможно, магия Незримой тогда долбанула по всем вокруг, отрубив память и Борзовым, и Вепревым. А потом через несколько дней ещё и Вертун снёс всё живое вокруг на много километров.
Чёрному Караулу же, значит, в горах пришло видение, что Предтеча убит, и те успокоились.
— Ты должен пойти в пустыню, чтобы обрести свой путь, Последний Привратник, — Филиппо вырвал меня из размышлений.
Я поджал губы от досады, и не стал отвечать. Нет уж, никому я ничего не должен, ну разве что вот Василию немного. И никакая Незримая, будь она хоть десять раз прекрасная богиня с большими глазищами, меня не уговорит.
Хотела бы мне понравиться, перекрасилась бы.
Филиппо будто понял, о чём я думаю, и от удивления чуть не завалился на спину. Ему даже в голову не приходило, что так просто можно идти против воли любимой богини.
— Но… Но ведь… Мне нужно обучить тебя! Ты должен знать, что такое — быть Привратником.
— Обучишь, обучишь…
Не скрывая улыбки, я снова развернул карту и стал изучать горы Святого Диофана. Если я теперь примерно знаю, что от меня нужно этой самой Незримой, то вот для чего меня призвали духи царского рода, пока непонятно.
Хоть это и были мои несостоявшиеся убийцы, я всё же оказал хоть какое-то почтение и похоронил всех троих. Сыпучую дюну копать ножом и руками было тем ещё удовольствием — пустынный песок имел отвратное свойство засыпаться обратно в любую яму. Но теперь я никуда не бежал сломя голову, за мной не гнались по пятам оракулы или монстры, и совесть не позволила просто так бросить тела.
В это время старик читал какие-то погребальные молитвы, присущие только им, чернолунникам. Даже несмотря на то, что эти трое его чуть не убили, он считал своим долгом замолвить за них слово перед Незримой.
Когда я укладывал последнего беднягу с раскуроченной головой, Филиппо вдруг остановил меня, сунувшись сбоку. Он схватил безжизненную руку, и в темноте стал присматриваться к коже, подсвечивая пирусной палочкой.
Та светила еле-еле, отдавая последние крохи энергии, и я коснулся пальцами зажигалки. Лёгкое усилие воли, и зажигалка раскалилась, давая больше света.
— Спасибо, сын мой, — кивнул Филиппо, потом вздохнул, — Даже не знаю, хорошо это или плохо…
Он показывал мне едва заметные зелёные пятна на пальцах убитого. Я попытался просканировать на предмет псионики, но ничего не учуял.
— След от «вещуна», — пояснил Филиппо, — Они совсем недавно отправили сообщение.
— Он что, взорвался? — спросил я, поняв, что именно напоминают мне эти пятна.
Будто хлопушка в пальцах взорвалась, оставив почерневшие ожоги. Одноглазый кивнул, подтверждая мою догадку.
— Такое бывает, когда Луна уходит, — он ткнул пальцем наверх, — Ушла Красная, Вертуны заволновались, и в это время не каждый рискнёт воспользоваться «вещуном».
— Ясно, — кивнул я, окончательно пряча труп поверженного врага.
На самом деле, ничего мне не было ясно.
Либо пёс судьбы дружелюбно вилял нам хвостом, и эти Серые Хранители заранее отправили сообщение своему боссу, что «нашли старика». Если на том конце провода решат, что задача выполнена, то на какое-то время мы будем свободны от таких гостей.
Либо же пёс судьбы рычал и скалился, предупреждая нас о будущих проблемах, ведь эти Хранители могли просто передать, так сказать, координаты старика. И вполне возможно, скоро подойдёт подкрепление.
А может, им надо было передать подтверждение, что они убрали старика? Тогда точно скоро придёт новый отряд… Но эта версия отпадала, потому что больше «вещунов» у мертвецов я не нашёл.
В любом случае, надеяться на капитское везение я не собирался, как и пускать всё на самотёк. Если оно куда и подойдёт, это подкрепление, то нас там уже не будет.
Прикопав несчастных, я ещё раз оглядел место нашей стоянки, потом поднял голову к звёздному небу. Ну что, Незримая… или Эвелина, уже даже и не знаю, как там тебя? Ты, конечно, извини, но быть бездумной пешкой в чужих играх я не собираюсь.
— Ладно, Филиппо, — сказал я, примеряя весь скарб, который решил с собой взять, — Идём.
Весь скарб, это значит — всё. Магострелы, ножи, фляги…
Старик сопротивлялся, когда я повесил часть на него, но просто так избавляться от оружия я не мог. Чувство, что всё это может мне пригодиться, не отпускало.
— Незримая не приветствует убийств, — строго сказал Филиппо.
Его единственный глаз светился непогрешимой уверенностью, и я только раскрыл рот в растерянности:
— А-а-а… Э-э-э… — мой палец бессильно тыкал в сторону дюны, где были прикопанные Серые Хранители.
Лицо старика олицетворяло непробиваемую скалу, и спорить с человеком, для которого религия является основой жизни, я не стал. Логики не хватит… Или терпения.
— Ну, с пустой винтовкой же можешь побегать, чтобы отвлечь противника? — спросил я.
Вся уверенность Филиппо вдруг куда-то испарилась, и он испуганно покачал головой. Но я тоже умел играть в «стальные взгляды», и чернолунник, недовольно поджав губы, всё же кивнул и принял в руки две солдатские винтовки.
— Ну, вот и отлично, — я хлопнул его по плечу и прошёл мимо, — Пойдём, учитель.
Я уверенно полез на дюну. Да, раны и гематомы ещё давали о себе знать, но их можно было спокойно терпеть — то ли сказывалось остаточное действие «вытяжки», то ли это всё чудесное исцеление Эвелины.
Взгляд сомневающегося святоши сверлил спину, но мне было всё равно. Последую я плану неведомой Незримой, или нет, это будет моё решение. А старик всё равно попытается потратить бесценное время на то, чтобы наставить меня на путь истинный. Все они, святоши, одинаковы…
* * *
Удивительно, какой разный климат может быть в местах, разделённых всего парой десятков километров. Вот мы шли по нагретым утренним солнцем низким предгорьям, полузасыпанным песком, но стоило нам перемахнуть через седловину между настоящими вершинами, как зной пустыни резко сменился на горную прохладу.
Я даже постоял на вершине перевала, кинув последний
