Снаружи все затихло, но ненадолго — с лязгом открылись двери соседней камеры, тут же протрещало несколько автоматов.
Человек улыбнулся во второй раз. Как замечательно — его элитники догадались отобрать ключи у охраны. А то он уже начал беспокоиться — могли бы воспользоваться взрывчаткой в качестве отмычки. Это было бы неприятно.
В двери лязгнул замок, она со скрипом начала распахиваться. Проворно поднявшись, человек улыбнулся третий раз — на пороге крошечной камеры он увидел двух элитников. Все — он свободен.
Он успел увидеть, как на стволах автоматов расцвело пламя. Стрелки не жалели патронов — пули изрешетили ему грудь и живот, раскололи голову, превратив содержимое черепной коробки в кровавую кашу. Человек не успел услышать выстрелы, и не успел удивиться. Хотя удивляться было чему — уж убивать его не должны были ни в коем случае. Любая ошибка исключена — он для элитников практически бог. Они скорее себя убьют, чем позволят на него пылинке упасть.
Мрачные фигуры, облаченные в длинополые теплые куртки и противогазы под вязанными шапочками, перезарядив автоматы, направились к соседней камере. Никаких эмоций или сомнений. Они делают то, что должны делать. Надо продолжать выполнять приказ.
Приказ, кстати предельно простой — надо побыстрее убить все живое в этом здании.
Прослушав радиотрансляцию очередного
заседания украинского парламента
Папа Римский Иоанн Павел II пришел к
историческому выводу о возможности
конца света в одной, отдельно
взятой стране.
Из анекдотов про религию.
Второе утро отдыха оказалось лишь немногим лучше первого. Тоха, в N-ный раз преданный "верной" подругой, весь вечер целенаправленно заливал мозговое вещество пивом. Малое содержание алкоголя в "лекарстве" пришлось компенсировать большим количеством. Организм, надломленный позавчерашней пьянкой, отреагировал адекватно — ответил похмельем средней степени тяжести. Получше, чем вчерашнее пробуждение, но тоже неприятно. Спал бы еще и спал, но нет же — растолкали. Народу припекло ехать к этим четырежды проклятым соленым лужам пораньше. Кондиционер в "лимузине" Олега не работал, тащиться по местной дороге в полуденный зной удовольствие сомнительное.
Единственный плюс — Натаха не стала капать на мозги с утра. Эта самка собаки была полностью занята своим новым приобретением — Пашей (сифилитическим самцом гориллы). Тоха, знакомый с ее повадками, понимал, что долго эта благодать не продлится. Возможно еще одна развеселая ночка и эту гору протеина ткнут лицом в дерьмо. Или нет — Ната сперва извозит в дерьме пару туфель, потом тщательно вытрет их о свинскую морду этого поднадоевшего фаллоимитатора.
Возле машины суетился Лысый, делая вид, что работает. Он хватал удочки, затем бросал их, брался за пакеты, и оставлял их на месте. А увидев Тоху, перестал демонстрировать зрителям, что на нем здесь все держится и молча предложил товарищу банку пива.
Тоха отказываться не стал. Открыл, отпил, неспешно кивнул:
— Спасибо братан — ты настоящий друг.
Потягивая пивко, они лениво наблюдали за процессом погрузки. Работали Алка и Юлька. Первая вообще деваха покладистая, вторая… Вторая шизанутая на всю голову, но, похоже, работящая. Идиллию прервал Олег. Выбравшись из домика с каким-то ящиком в руках, он припахал обоих похмельных товарищей — пришлось загружать машину бесчисленными пакетами, сумками, свертками, удочками, дровами и вообще непонятно чем. Тоха, с трудом пристроив здоровенный мангал, обернутый грязной мешковиной, уточнил:
— Мы к этим соленым прорывам канализации на один денек едем или на полгода? Рессоры сейчас не выдержат — полопаются.
Олег, осторожно ставя эмалированное ведро с маринованным мясом, ответил спокойно:
— Машина большая — все влезет.
— Для лохов у тебя машина — сарай на колесах. Я думал, что у тебя тачка покруче.
— Так зачем в эту глушь крутую? Тут как раз семейная рулит — и груза много берет, и пассажиров. Вся наша толпа спокойно влезет и полтонны барахла прихватить можно. А попробуй в "Мазерати"{15} столько набить — там багажник меньше скворечника.
Решив, что ведро установлено надежно и проливов маринада не будет, Олег достал телефон, поднес к уху. Поморщился, посмотрел на дисплей, недовольно буркнул:
— Не могу никуда дозвониться. Сети нет. Сигнал вообще не ловится.
Тоха, добив банку до дна, жестоко смял ее в руке и прокомментировал:
— Потому что телефон у тебя такой же лоховской, как и машина. И про "Мазерати" ты соврал — раньше говорил, что у тебя другая тачка.
— Я не говорил сейчас, что у меня "Мазерати" — я для сравнения сказал. И дай-ка тогда свой телефон — проверим.
Убедившись, что и телефон Антона не обнаруживает сеть, Олег ухмыльнулся:
— Продолжая твою мысль, можно прийти к выводу, что твой телефон не менее лоховской, чем мой.
— Не умничай — тебе это не идет. И вообще — когда поедем уже? Зачем меня разбудили — мог бы еще часа четыре валяться с такими сборами.
* * *
Денек намечался солнечный — на небе ни облачка. Ветер задувал с моря, что радовало — при ветре с суши на побережье мгновенно оказывались стаи голодающих комаров с Сиваша{16} и вечерами насекомые устраивали геноцид для отдыхающих. Машина продвигалась медленно — местная грунтовая дорога в профиль напоминала листы шифера из-за накатываемых в песке поперечных бугров. При малой скорости трясло терпимо, чуть повыше — надолго станешь клиентом стоматолога. Есть еще один вариант — идти нахрапом, на скорости не ниже шестидесяти-восьмидесяти километров в час. При этом колеса цепляются за вершины бугров, не успев толком провалиться в ложбины. Но здесь, на косе, подобный стиль езды требовал слишком многого от амортизаторов машины и водителя — Олег рисковать не любил.
По дороге он, как "старожил", подвизался в роли гида, накачивая мозги спутников бесполезной краеведческой информацией:
— Арабатская стрелка{17} это самая большая коса в мире. Она уникальная. Начинается на Керченском полуострове и тянется на сто километров к северу почти до Геническа. Ширина этой полоски обычно в районе полутора километров, но есть место, где расширяется до восьми, а есть, где сужается до пары сотен метров. На ней нет природных холмов или глубоких ложбин — почти везде ровная как доска. Местами есть дюны, но несерьезные. Это самая молодая суша на Земле — еще тысячу лет назад здесь не было ничего. Море плескалось. Потом волны нагнали из песка линию прибрежных островков и со временем они соединились в сплошной песчаный вал. В этом валу остался единственный разрыв — перед Геническом есть пролив. Мы через него проезжали по мосту.