Попугай потоптался на жердочке, вхолостую похлопал своими размашистыми крыльями и возгласил:
-- Кошмар-р-р!! Какой кошмар-р-р!!
-- Далее. Из претендентов на трон вычеркивается принц Лаудвиг Ольвинг. Если он уже не погиб в пути, то смерть к нему неизбежно придет от руки царя Василия. -- Еще один солдатик отправился в недра камина.
Огонь лизнул его деревянное тельце, будто испробовав на вкус, лизнул другой раз, третий... Солдатик почернел и очень скоро превратился в обугленную мумию. Попугай вытянул шею, посмотрел своим единственным зрячим глазом на происходящее, моргнул пару раз, потом расфуфырил хохолок и что-то задумчиво пробормотал себе под клюв.
-- Из претендентов на трон вычеркивается также граф Ламинье. -- Третий солдатик полетел туда же. -- Впрочем... остался бы граф в живых, ему вряд ли б светило это счастье.
Альтинор налил еще бокал вина и, прежде чем его выпить, приставил к глазу и посмотрел на искаженный жидкостью мир. Все вокруг стало красным. Формы предметов неестественно вытянулись. Горацций стал худым и высоким -- как только еще удерживался на своей жердочке?
-- Из претендентов на трон также исключается герцог Оранский. Признаюсь, довольно серьезный соперник. -- Деревянный прототип герцога Оранского попал точно в центр огня. Пламя лишь слегка колыхнулось, взглотнув новую жертву.
Альтинор принялся медленно цедить вино, не столь наслаждаясь его вкусом, сколь растягивая удовольствие перед тем, что он сейчас произнесет. Когда пустой бокал легонько стукнул по столу, старший советник взял еще одного солдатика, повертел им, всмотрелся в неясные черты его нарисованного лица. Покачал головой и подумал: "не похож...".
-- Наконец, из претендентов на трон вычеркивается жирным и беспощадным росчерком моего пера сам король Эдвур. -- Пятый по счету солдатик направился в камин.
Герцог взял в руки последнего солдатика, печально вздохнул, даже погладил его по головке.
-- Итак, остается один Пьер... Знаешь, друг мой Горацций, во мне просыпается постыдная человеческая жалость, когда я вспоминаю о нем. Не поднимается... просто не поднимается рука его убить. Хотя сделать это легче, чем опрокинуть кубок с вином... А может, пусть пока живет? Он будет послушной тряпочной куклой в моих руках. К тому же, он вроде как неравнодушен к нашей Кастилите. Я научу ее, как надо вертеть мужчинами. Как считаешь, Горацций?
Попугай похлопал крыльями, но ничего так и не сказал. Альтинор взял солдатика двумя пальцами и попрыгал им по столику, поставил на грань пустого бокала и щелчком направил его на дно.
-- Я буду теневым правителем Франзарии, а он -- моей марионеткой.
Вдруг у Горацция словно прорезался голос. Он вытянул шею, расправил крылья и закричал:
-- Собрались одни придур-р-рки!! Придур-р-рки!!
Герцог изумленно посмотрел по сторонам.
-- Где ты их увидел, глупая птица?
* * *
-- Бегите!
Сталь звякнула, выскочив из ножен. Лейтенант Минесс обнажил меч и описал им вокруг себя мертвый круг. Голова чьей-то лошади, оказавшаяся внутри его, истерически заржала, извергая темно-багровые струи.
-- Бегите! Мы с Карлом их задержим!
Лаудвиг, движимый не столько рассудком, сколь порывами чувств, схватил Ольгу, перекинул ее на свою лошадь и ринулся меж деревьев в совершенно неосознанном направлении. Звон скрещенных мечей и человеческие крики, разразившиеся сзади, стали ощутимо удаляться.
-- Держи факел! -- Лаудвиг вручил девушке власть над огнем, а сам покрепче схватился за уздечку.
Ольга какое-то время видела перед глазами мерцающее красное пятно света, изрезанное стеблями травы да невнятными зрительными галлюцинациями. Она попыталась принять сидячее положение, в результате нечаянно ткнула факелом в ухо лошади. Та панически заржала, встала на дыбы и скинула наземь обоих незадачливых наездников. Лаудвиг грязно выругался.
-- Лезь первой! Я за тобой!
Они вновь устроились на лошади, на сей раз -- с комфортом. Ольга сидела впереди, тесно прижавшись к груди принца. Он же под предлогом того, что необходимо держать уздечку, обнял ее за талию. И так они ехали... молча взирая на воскресающие из темноты скелеты деревьев. Деревья сначала являлись им неясными штрихами чьих-то художественных абстракций, затем обрастали древесной плотью, медленно проплывали рядом с бесстыдством демонстрируя всю свою наготу, и после исчезали. У них, как и у людей, была своя осанка: одни стволы были прямыми, стройными, другие -- сгорбленными или скрюченными от старости. Был также свой характер: одни воинственно растопыривали свои ветки во все концы, злобно цепляя ими всякого мимоходящего, другие стояли застенчиво, их ветви были скромно опущены. Ольга чувствовала сквозь ткань своего тонкого платьица, как его грудь периодически вздымалась, даря ей свою теплоту и возможность с удобством откинуться назад.
-- А куда мы едем? -- мягко спросила она.
-- Куда ты светишь факелом, туда мы и едем. -- Лаудвиг не нашел более остроумного ответа. -- Нам необходимо удалиться... просто удалиться от преследователей. А дальше видно будет.
-- Мне кажется, нам нужно просто погасить факел и переждать. В абсолютной тьме они не смогут нас найти.
-- Так и сделаем, но не сейчас. Отъедем подальше.
Девушка потерлась спиной о его широкую грудь, делая вид, что устраивается поудобнее.
-- А этот... лейтенант, он же хорошо дерется? Как вы думаете, они справятся?
-- Нет. Они наверняка погибнут. Твоя цена, принцесса рауссов, исчисляется не евралями, как ты ошибочно думала. А человеческими жизнями.
Ольга обернулась. Ее озабоченное лицо находилось так близко к его лицу, что оба почувствовали легкое головокружение.
-- Я доставила вам много неприятностей, да? -- мягкий, до сладости приятный голос обволок сознание принца хмельным туманом. Он осторожно прижал ее одной рукой и шепнул на ухо:
-- И все-таки ты ведьма...
Ольга рассмеялась. Ее раскатистый звонкий голос выглядел совсем неуместным. Факел немного поколебался, а неизменная в своем могуществе темнота совершенно игнорировала любые человеческие эмоции.
На импровизированном месте брани лежало уже шесть трупов. Лейтенант Минесс с безразличием для себя понял, что крайняя усталость сделала его мышцы деревянными, лишенными гибкости, а мозг -- перегретым и неспособным молниеносно принимать решения. Он уже и не пытался демонстрировать свои легендарные на всю Франзарию акробатические трюки. Его меч вяло отражал выпады и, лишь благодаря тому, что противник тоже изрядно измотан, создавалась еще иллюзия сопротивления. Карл сражался рядом. Не ведая никакого иного орудия, кроме своей палицы, он приспособил ее для всякого деяния. Она, если надо, была и щитом, отражая выпады врага, и мечом, и копьем и деревенской дубиной, которую используют в пьяных драках между мужиками.
