Однако, в своем прогнозе я несколько ошиблась. Следующей же ночью меня разбудил тяжелый удар, передавшийся через землю, стены — а затем отдаленный гул, похожий на звуки далекой грозы. Глянув в окно, я увидела зарево грандиозного пожара, встающее зловещим рассветом над центром города. Небо было сплошь прошито ослепительными стежками трассирующих пуль. Периодически треск автоматных и пулеметных очередей заглушался упругими хлопками взрывов, изредка вступали весомым басом то ли тяжелые пулеметы и автоматические пушки.
Лишь под утро перестрелка поутихла, лишь изредка были слышны отдельные выстрелы или короткие, скупые очереди.
На утро я, вместе с толпой потянувшейся к центру народа, пришла к Белому дому. Собственно «белым» он уже не был — стены зияли пробоинами, а начерно закопченные оконные проемы скалились бритвенно-острыми осколками выбитого стекла. Периметр из бетонных блоков и плит был во многих местах снесен, а чуть поодаль дымилось несколько сгоревших грузовиков и бэтээров. Полуразрушенное здание областной администрации было окружено плотным кольцом военных, сплошь офицеров и прапорщиков внутренних войск, а вот милиции что-то не было видно совсем. Народ все прибывал, но люди вели себя как-то пришиблено, даже разговаривали вполголоса — видимо, сказывалась сюрреалистичность ситуации, когда посреди мирного, залитого летним солнцем города солдаты расстреливают резиденцию власти, которой еще недавно преданно служили.
Потолкавшись в толпе, я из обрывочных сведений, выхваченных то тут, то там сумела-таки составить общую картину ночного боя. (А то, что тут был именно бой, сомнений не оставалось, достаточно было взглянуть на взорванные пулеметные гнезда и сорванный с опор шлагбаум при въезде). Звучала она приблизительно так:
Позавчера ночью в столице произошел военный переворот. Возглавил путч генерал Родионов, командующий воздушно-десантными войсками, бросивший на столицу целую дивизию ВДВ. Десантники буквально за пару часов заняли все мало-мальски значимые объекты города, уничтожив оставшихся верными президенту и парламенту милицию и ОМОН. Поднятая по тревоги отдельная дивизия оперативного назначения внутренних войск не успела воспрепятствовать молниеносному захвату власти и уже на въезде в город втянулась в бой с десантурой, по слухам там и сейчас, спустя двое суток, периодически вспыхивают локальные стычки между десантниками и спецназом.
Наутро, чины из министерства обороны сформировали Правительство национального спасения, ту самую «Новую Администрацию», избрав президентом все того же Родионова, который первым же указом ввел в стране прямое президентское правление, назначив на должности генерал-губернаторов командующих военными округами. Ко всему прочему тут же им были подписаны списки лиц подлежащих немедленному аресту, в число которых угодила и большая часть ныне действующих мэров и глав областных администраций… Понятное дело, что уютно устроившиеся за годы застоя, чиновники вовсе не хотели покидать свои роскошные кабинеты и переезжать в сырые и неотапливаемые тюрьмы, а потому попытались саботировать указы новой власти, призвав на помощь оставшуюся верной милицию.
Но, даже не смотря на то, что армия, в отличие от МВД, была серьезно ослаблена массовым дезертирством рядового состава, силы были явно не равны — армейцы, куда лучше вооруженные и имеющую бронетехнику и артиллерию, в считанные дни смели казавшуюся абсолютно незыблемой административно-командную вертикаль в регионах.
В нашем областном центре произошло приблизительно то же самое — вэвэшники, сняв ночью с охраняемого периметра большую часть личного состава, взяли штурмом здание областной администрации, повыкидывав из окон засевших там немногочисленных ментов. Временную администрацию возглавил командир «вованского» полка.
Побродив еще по пустынной площади вокруг полуразрушенного здания, я пошла домой со странным чувством, как будто побывала на похоронах какого-то не очень близкого, но все же хорошо знакомого человека. Впрочем, если вдуматься, то именно на поминках по навеки исчезнувшему политическому режим я и побывала.
А выживать (именно выживать, а не жить) становилось все труднее и труднее. «Новая Администрация» не сделала ничего нового, кроме как огородилась колючкой и бетонными блоками, создав внутри города «зеленую зону», — аналог оккупационных «зеленых зон» в Кабуле и Багдаде. Ресурсов больше не стало. «Апофеозом» мудрости было «решение» всеми способами выгнать людей из городов «на подножный корм» в деревни и «сельскохозяйственные коммуны».
Все происходило постепенно, но быстро. Сначала позакрывались немногие оставшиеся не разгромленными магазины, на их место пришли стихийные рынки растущие, словно метастазы раковой опухоли. Торговцы собирались буквально на каждом свободном пятачке, оперативно стаскивая туда картонные коробки и скамейки, выломанные в ближайшем сквере и под охраной дюжины мрачных личностей в разномастном камуфляже, вели свой незамысловатый бизнес. Торговлей это было назвать нельзя хотя бы в силу того, что все сделки были скорее обменом ценностями, поскольку очень скоро стало ясно, что рубль, как денежная единица, не стоит даже той бумаги, на которой напечатан. Лишь первое время отдельные состоятельные счастливчики расплачивались неведомо как сбереженными долларами и евро, а потом окончательно наступила эпоха натурального обмена.
Все это время я провела, бесконечно блуждая по сотням расплодившихся базарчиков, пытаясь (иногда даже успешно) выменять хоть что-нибудь полезное для нынешней жизни в обмен на то, что когда-то оставляло смысл жизни в прошлом. Первым ушел на рынок замечательный южнокорейский телевизор «Самсунг» с экраном чуть меньшим, чем крышка письменного стола. Тогда еще из-за наличия электричества подобные вещи неплохо ценились, и в результате этой бартерной сделки я получила продуктов почти на четыре месяца более-менее сытой жизни. Следующим обреченным стал ДВД-проигрыватель, за который я умудрилась-таки выменять у прижимистой крестьянки аж целый мешок картошки, что для того времени можно было считать очень выгодной сделкой. А вот почти новую кофеварку «Скарлетт» я просрала, причем практически в буквальном смысле этого слова — потащив давным-давно ненужный агрегат на рынок в надежде обменять на какую-нибудь крупу, я, поддавшись случайному порыву, отдала его за две банки сгущенки, которые по приходу домой и съела в один присест, намазывая на размоченные в кипятке сухари. Конечным результатом этой гастрономической оргии стало многочасовое бдение на унитазе, благо в то время канализация функционировала еще более-менее исправно.
