– Боюсь тебя огорчить, но это тоже не является тайной, – фыркнул Синухет. Однако Хатэм с неожиданной горячностью возразил, даже привстав от волнения:
– Общепринятые теории фальшивы! Я могу доказать!
Синухет умолк и странно посмотрел на раненого.
– Можешь? – спросил он после паузы. Хатэм кивнул. Командир дал мне знак, подождал пока его пиала окажется полной и откинулся в кресле, заложив ногу за ногу.
– Слушаю.
– Варвар, как твоё имя?
Синухет представился. Хатэм жестом приказал мне поправить постель и, когда это было сделано, заговорил негромко, с горячим убеждением в голосе:
– Мною обнаружены доказательства, что известная нам история – не более чем легенда, родившаяся в пьяном уме какого– то кормчего на заре времен. Только полный дурак мог бы вообразить, словно мир – это гигантское искусственное колесо, Станция, в ободе которой проложена бесконечная лента Дороги. На самом деле, мы живем на шаре!
Услышав это в первый раз, я решил, что Хатэм безумен. Но Синухет, к несчастью, был человеком редкого ума и страдал общей болезнью всех умных людей. Любопытством.
– Шар? – насмешливо переспросил командир. – Да– а, такой теории мне пока не встречалось. Ответь, юноша, как в таком случае объяснить натры? Что такое натра?
– Мальчик, – раненый обернулся ко мне. – Что такое натра?
– Ответить, командир? – спросил я. Синухет небрежно кивнул. – Натрой называется сегмент великой Станции, где древнейшие обогреватели перестали действовать. Холод мирового пространства убивает там все живое, поэтому мы вынуждены двигаться против вращения Станции, вечно убегая от натры...
– Достаточно! – прервал Хатэм. – Это чушь! Ерунда! Глупость!
– Ну, ну, потише, – улыбнулся Синухет. – Что глупого в теории мироздания?
– Нет никакой Станции! – горячо сказал философ. – Наш мир – это гигантский каменный шар, такой огромный, что с поверхности невозможно увидеть его кривизну. Шар очень медленно вращается вокруг своей оси, совершая один оборот за срок, сравнимый с натрой.
Я взглянул на Синухета, готовый рассмеяться следом за ним, но к своему изумлению увидел в глазах командира интерес. Огладив бороду, Синухет кивнул мне и указал на полку, где лежали принадлежности для письма.
– Черти, – коротко сказал он. Я поставил перед Хатэмом станок и молча смотрел, как раненый выводит на бумаге странный рисунок. То был смертный приговор всем нам, но тогда я этого еще не знал.
– Смотри, варвар, – философ закончил рисовать и протянул Синухету чертеж. – Видишь? Если представить, что где– то за тучами, всегда на одном и том же месте находится гигантский обогреватель, его тепло будет действовать лишь на половину шара. Но шар вращается – поэтому один раз в натру каждая его точка оказывается на противоположной стороне, где обогреватель не виден и повсюду царит холод мирового пространства.
– Так, так, – Синухет прищурил глаза. – И-и-интересная мысль. Значит, мы вечно движемся по поверхности этого шара, убегая от границы холода?
– Именно! – просиял Хатэм. – Ты очень умен, варвар, другим приходилось объяснять на макетах.
– Любопытно... – Синухет огладил бороду. – Солнце побери, в самом деле любопытно. Конечно, твоя теория в чистом виде – глупость, но идея о шаре... Над этим можно думать, юноша!
– Чем глупа моя теория? – опешил Хатэм.
Тут я почувствовал, что больше не могу молчать, и шагнул вперед:
– Закон всемирного тяготения к движению не позволит мистическому обогревателю висеть в небе на одном месте. Закон гласит: то, что не двигается, гибнет. Поэтому тучи всегда летят в сторону Движения, поэтому вечно дует ветер, а стада животных мигрируют, поэтому брошенный камень летит по дуге и, если его остановить, сразу падает...
– Умница, Яхмес, – улыбнулся Синухет. – Устами младенца... Хатэм, надо и в самом деле быть философом, чтобы придумать такую замечательную идею и не суметь ее развить.
Раненый мрачно смотрел на командира. Тот рассмеялся.
– Ты едешь по старой дороге, юноша. Общепринятая теория мироздания утверждает, что Станция под нашими ногами медленно вертится, и ты придумал вращающийся шар. Но любой человек, знакомый с техникой, сразу скажет – гораздо выгоднее вращать обогреватель вокруг шара!
– Я думал над этим, – возразил Хатэм. – Но такая схема противоречит постулату Диокла о непризнании исключительности нашего места во Вселенной.
– Причем тут место во Вселенной? – Синухет фыркнул. – Хоть шар, хоть Станция, мы где были, там и останемся. Лучше скажи, какие доказательства своей теории ты обнаружил?
Философ вздохнул.
– Их немного, однако они есть. Наблюдения за температурой в разных местах Колонны, отчеты дальних земледельцев и разведчиков, миграции животных – все это говорит в пользу шара. Но, самое главное, моя теория способна объяснить постоянное удлинение натры.
– Шар замедляет вращение? – Синухет поднял брови. И тогда Хатэм сказал фразу, подписавшую всем нам смертный приговор:
– Нет, гораздо проще. Мы движемся по спирали.
За следующие сеги Хатэм сумел убедить в своей идее всех жителей галеры, включая и меня. Что касается командира, то он стал горячим сторонником «шаровой теории» и в свободное от работы время спорил с Хатэмом, покрывая листы сотнями чертежей и математических выкладок. Мы и раньше знали, что Синухет – весьма образованный человек, но лишь с появлением Хатэма стало ясно, как много известно командиру.
Жизнь вскоре вернулась к обычной рутине. Охотничьи меркуры регулярно стартовали под углом к Движению, в погоне за бесчисленными стадами кризонов, вечно опережавших Колонну на несколько сегов. Лесорубы с граничных трирем время от времени стыковали свои неповоротливые, но быстрые корабли к нашей галере и меняли дерево на шкуры. Лесорубам в Колонне приходилось труднее всего; их работу нельзя было делать на ходу, но дерево требовалось постоянно, поэтому, в отличие от дальних земледельцев и разведчиков, лесорубы двигались вместе с главными кораблями. Вынужденные часто останавливаться, их триремы работали на износ: поговаривали, лесорубам приходилось менять корабли едва ли не раз в натру...
Галера Синухета уже больше дуги шла в опасной близости к Обочине. Здесь Дорога была плохо укатана, нас трясло. Однажды мы увидели, как небольшая охотничья барка едет на брюхе, потеряв обе задние оси в каменистой россыпи. Командир приказал остановиться и помочь неудачливым соседям, из– за этого стада кризонов ушли дальше и нам пришлось поставить второй парус. Целый сег затем галера мчалась на предельной для ее шасси скорости, жалобно поскрипывая на каждом ухабе.