В этом есть свой резон, и я кладу элкар на правый борт.
Мы несемся на бешеной скорости — а кажется, плывем — над таким спокойным с высоты в полторы сотни метров Гигаполисом. Над его серыми облезлыми домами застройки прошлого века — целое море серости до самого горизонта. Между стеклянноглазыми башнями небоскребов, воздвигнутыми по японским проектам в рамках международной кооперации начала века нынешнего. Их тоже море, хотя больше они напоминают набитые вразнобой сваи под фундамент какого-нибудь совсем уж невообразимого супердома. Гигахауса, черт его дери. Может быть, так оно и есть?..
На миг я поддаюсь колдовству Гигаполиса, и он — в который уже раз! — привораживает мой взгляд невероятным зрелищем человеческого жилья от края до края, всюду, куда ни кинь оком, без малейших вкраплений какого-нибудь иного, не серого, цвета… Такое за Гигаполисом водится, и не раз и не два доводилось мне сталкиваться с жертвами наваждения, впавшими в транс от созерцания этой чудовищной бесконечности, серой днем и темно-серой по вечерам. Они теряли себя над Гигаполисом и в беспамятстве направляли машины отвесно вниз, до последнего соприкосновения с убивающей серостью. Либо вверх до упора, что в итоге опять же оканчивалось падением. Устремлялись к смерти как к горизонту… Возможно, такой способ сведения счетов с жизнью для них был чем-то вроде запредельной дозы наркотика.
Но я не поддаюсь дьявольскому искушению. А психологически устойчив и вдобавок специально подготовлен к долгим бдениям над Гигаполисом. Что днем, что ночью.
Наш путь лежит в Болото, где до сих пор можно встретить деревянные бараки времен “советской” власти. Домишки по преимуществу девяти- и двенадцатиэтажные, уровень преступности сумасшедший, но тунгуса, например, это не страшит. Он там родился, вырос, там же, по всей вероятности, и подохнет. И вряд ли своей смертью. Он плоть от плоти Болота, в Болоте у него связи, родня — сплошь смуглые и узкоглазые, но что все они тунгусы, утверждать не берусь. Там у него и дело, и охрана, и, есть подозрение, покровители из Пекла. И враги оттуда же. Но предложи кто-нибудь смеха ради Тунгусу сменить Болото на более спокойный район Гигаполиса — и он с фырканьем откажется. Потому что не проживет и дня без запрещенного бизнеса, без того дерьмового народца, что круглосуточно ошивается в его заведении. Да и без врагов своих тоже. Все эти их болотные заморочки с обязательным рэкетом, разборками и правежом иногда кажутся мне этакой игрой для взрослых дядей и тетей малоприятной наружности. Вот если бы при этом у них не доходило до душегубства, так, ей-богу, оставили бы мы их в покое на вечные времена.
Между прочим, Тунгус, он же Сергей Андреевич Пантелеев, среди себе подобных еще в ангелочках числится. Правильно говорят: безделье порождает порок. А он при деле: все же ресторан, польза для общества. И кухня у него просто изумительная.
Если бы только не воспоминания о крысах!..
Бережно, чтобы не зацепиться за провода и не оцарапать бока о жестяные баки с мусором, опускаю элкар на заднем дворе, почти впритык к черному ходу.
— Мы что, на работе? — скалится Малыш.
— Да нет, рефлекторно получилось… — оправдываюсь я.
У меня и вправду нет настроения брать на борт ту шушваль, что сейчас рванет от Тунгуса через запасной выход. Тем более что с утра они, верится, не успели еще напроказить по-крупному.
Что-то удерживает меня от того, чтобы вот так беззаботно, как планировалось, выпрыгнуть из кабины на замусоренный асфальт и без черных мыслей, запросто, войти в ресторан.
Неужто я боюсь крыс, которых здесь должно быть навалом?!
— А давай-ка поглядим, кто там нынче гостит у Тунгуса, — говорю я и врубаю схемоскан.
На экран тотчас выскакивают пять схем. Одна принадлежит Тунгусу, и я немедля удаляю ее с глаз долой.
— Алексей Петрович Тигай, — читает Малыш, нависая надо мной всеми своими пудами и метрами. — Кто таков будет?
— Телохранитель. Криминала за ним большого не водится. Так, один–два мордобоя в месяц…
— Далее: Роберт Валентинович Ан.
— То же самое.
— Ольга Павловна Царикова. Адрес… год рождения ноль седьмой… Это сколько же ей, Арсланыч? Пятнадцать? И уже успела засветиться!
— Нимфетка, — поясняю ему. — К тому же весной мы застукали ее с пакетиком бишкекского скэффла. Сама вроде бы не употребляет… хотя давненько я за ней не приглядывал. По малолетству отвертелась, но схему в банк таки сдала. А за все прочее преследовать не имеем права: это забота полиции нравов.
— Гуляй дальше, Ольга Павловна, — великодушно дозволяет Малыш. — До первого спидюка… А это кто?
— Хм… Иван Альфредович Зонненбранд. По прозвищу Зомби. Два полных срока плюс одна амнистия.
— Ну, Зомби-то я знаю, — говорит Малыш. — Имел сеанс общения… Преприятнейший, обходительнейший господин. За ним, помнится, подозрение в убийстве?
— В двух убийствах, — поправляю я. — Но не доказано. Сроки он гребет, как правило, за рэкет. А вообще-то он природный авантюрист. Солдат удачи. “Дикий”, так сказать, “гусь”.
— Уж не Тунгуса ли вздумал потрясти нынче милейший наш Иван Альфредович? — спрашивает Малыш.
— Вряд ли. С тунгусом у них деловые отношения плюс общая любовница. Не синхронно общая, а исторически.
— Это как?!
— А так, что Тунгус попользовался, вывел девушку в свет и, уже с рекомендациями, сдал с рук на руки. За соответствующий гонорар. Медицински чистая шлюха нынче — ба-альшой дефицит. Дина Викторовна Кунцева, кличка Филифьонка… Нет, скорее всего, Зомби тоже неравнодушен к восточной кухне. Кстати, ты не знаешь, что такое Филифьонка? Что-нибудь из сленга?
— Ну, Арсланыч, — морщится Малыш. — Какие книги ты читал в детстве?
— Коран, — говорю я кротко. — Устав патрульной службы. И, урывками, про доктора Айболита.
— А нужно было читать Туве Янссон.
— Это про того малого с пропеллером в заднице?
— Нет, — Гоша скисает, как молоко на солнцепеке, глазенки делаются узкими-узкими, почти незаметными на его розовой физиономии. — Про муми-троллей. Муми-тролли — это такие зверушки, не путать со спригганами и кобольдами…
Я отлично знаю, кто такие муми-тролли. Старая затрепанная книжка о них валяется в изголовье кроватки моего маленького Арслана, а захватанный видеодиск с розовым бегемотиком на этикетке мне приходится вытаскивать из плейера всякий раз, когда хочется развеяться поздним вечером. И будь я неладен, если хотя бы раз удосужился прочесть фамилию автора… Во всяком случае я продолжаю прикидываться гвоздем, чтобы выяснить, что же за зверь такой — Филифьонка. Через пару минут мне это удается.
