Сводящее с ума желание с неудержимой силой точило его изнутри. Не выдержав, Андрей мысленно пробежал по своему телу, стараясь найти то самое, беспокоящее место.
— Вот оно! Вот оно оказывается, где спряталось! — обрадовался он. — Сейчас мы тебя…
Около основания, возле одного из самого здорового корня, который чуть выныривал из земли, рылся грязный хряк. Это наверное просто позорище, а не хряк! Такого худющего замухрышку было стыдно не то что выгонять на улицу, но и даже держать дома. Весь поджарый, с настороженно поднятыми ушками, он лихо разгребал рылом землю. При этом каждый новый найденный желудь, хряк отмечал довольным похрюкиванием. Несмотря на свой малый размер, клыками свин обладал изрядными. Ими то он и задевал кору дерева, когда в очередной раз утыкался в землю носом.
— У, тварь! — не выдержал Андрей, вытягивая вниз одну из веток. — Сейчас я тебя!
Ветка, в мгновении ока превратившись в длинный хлыст, с силой опустилась на уткнувшегося хряка. Визг казалось наполнит собой весь лес. Обиженный и одновременно напуганный свин, ломая кусты, унесся в чащу.
— Вот это да! — удивился бывший красноармеец, продолжая размахивать импровизированным хлыстом. — Как же это так?! — В этот момент он еще даже не осознавал открывавшихся перед ним новых просторов. — Я могу шевелить ветками! Руки! Это мои руки! Мои руки! Господи, у меня есть руки!
Если бы в этот момент по дороге проходил любопытный путник, то ему был бы твердо обеспечен сердечный приступ. Дуб-патриарх, десятки лет стоявший возле дороги, начал дрожать, извиваясь своими ветками под стать самой искусной танцовщице. Массивное тело качалось из стороны в сторону. От сморщенной коры с громким щелчками отлетали кусочки.
— Руки! — смеялся дуб. — Руки! У меня теперь есть руки!
С этого дня все стало меняться. Андрею казалось, что был пройден какой-то водораздел, отделявший его от самого себя. Если раньше каждая его мысль была наполнена каким-то отчаянием и неверием, то теперь в сознании прочно поселилась надежда. Это было окрыляющее чувство, которое словно толкало его вперед, словно заставляло все ускоряться и ускоряться. Он все лучше и лучше чувствовал свое новое тело. С каждой вновь прожитой секундой ствол, ветки, кора, листья становились ему ближе и понятнее. Дерево стремительно теряло свою чужеродность…
Однажды Андрей даже поймал себя на том, что с жалостью думал о своем старом теле. И это была не грусть, а легкое презрение к телу, к его возможностям, к его потенциалу! «Как же человек слаб и беспомощен! — вспоминал он себя. — Он же букашка, которую можно легко раздавить. Раз и все, нет человека!». Он с неким восхищением осмотрел себя — могучий широченный ствол, который не обхватят и четверо мужчин; длинные узловатые ветки, тянувшиеся далеко в стороны; гибкие пруты корней, с упорством вгрызавшиеся в землю. Это было грандиозно! Это была настоящая сила, за которой стояли миллионы и миллионы лет эволюции, бесконечные века безумных случайных экспериментов великого ученого — природы!
Первые успехи настолько его поразили, что дальнейшие упражнения стали еще более интенсивными. Он метался словно сумасшедший, стараясь постичь все возможности своего тела — видеть, чувствовать, слышать и делать многое такое, что раньше могло ему только сниться.
— Какое прелестное дитя, Карл!
— Крути педали, олух! Нам нужно до вечера разобраться со связью, иначе обер-лейтенант будет вне себя…
Находиться в такой полудреме было безумно приятно. Это было состояние полной расслабленности, когда тебя ничто не беспокоит, не напрягает, когда даже расслаблена самая крошечная мышца, когда твое лицо обвевает легкий ветерок. В такие моменты не хотелось ни о чем думать.
— Карл, ты полный недоумок! Здесь же лес. До города почти 8 километров. Понимаешь?
— Ну и что? При чем тут эта девочка?
Ветки лениво колыхались на ветру, которые не веял, а всего лишь поглаживал изъеденные жучками листья. Это было божественно! Андрей нежился!
— О, черт!
Раздался резкий шуршащий звук. Потом на землю полетело что-то одновременно и гремящее и звенящее.
— Держи ее!
— Ты больной, Йохан. Она же девочка! Ей похоже нет и десяти лет!
— Хватай ее! Это же не люди! Это русские!
На мгновение голоса пропали и стало тихо. Вдруг воздух прорезал визг и чей-то испуганный голосок залепетал:
— Не надо, пожалуйста! Не надо! Не трогайте меня! Пожалуйста! Не трогайте меня!
Листва грозно зашелестела. Андрей недовольно зашевелился. «Что это такое? Какой-то крик?! Посмотрим, посмотрим…». Картинка окружающего пространства всплыла в его сознании. Он мгновенно очнулся от дремотного состояния, едва осознал то, что происходило почти у его ног.
— Баран, бросай свой велосипед! Иди, помоги мне! Будешь вторым.
— А если кто-нибудь узнает, Йохан? Ты знаешь что за это могут с нами сделать в Рейхе?
— За это славянское быдло нам ничего не будет! Наоборот, мы получим поощрение, так как освободим эту благодатную землицу для настоящих немцев! Понял?
Крохотная синичка, еще минуту назад беззаботно что-то насвистывавшая, обеспокоенно задергала головкой. Листья начали медленно подергиваться. «Господи, это же …, — ошарашенный Андрей не мог поверить в то, что происходило. — Что же такое происходит? Это же люди!». К стволу прижалась невысокая девчушка в ветхом сарафане, худыми ручками с силой вцепившаяся в складки коры. Она с отчаянием смотрела прямо перед собой.
— Какая красотка, Карл, — в восхищении зацокал толстый связист, растопыривая в стороны руки. — А я всегда думал, что с француженками никто не сравниться.
— Что-то она худовата, — бормотал второй, поправляя очки все время сползавшие на нос. — Кожа да кости!
— Что ты понимаешь в это деле?! — засмеялся боров, начиная расстегивать засаленный китель. — Это самое то! В самом соку деточка!
Корни, десятилетиями спавшие в земле, осторожно зашевелились. Здоровенные жгуты выныривали, высовывая на свет свои безобразные наросты и проплешины. Откуда-то из глубины лезли и их тонкие собратья. «Это не люди! Не люди! — набатом звенело в его сознании. — Люди не могут так поступать! Люди просто не могут так поступать!».
— Повсюду эти корни! — пробурчал очкарик, отрезая девчонки место для бегства. — Того и гляди голову сломаешь! Надо сжечь весь этот лес к чертям собачьим!
Все произошло практически мгновенно. Не помнящий себя от бешенства Андрей сорвался! Со свистом корни вырвались на воздух и начали стегать двух связистов.
— Мой бог, что это? — застыв столбом от увиденного, проговорил первый. — Я что, сплю?
— А-а-а-а-а-а! — завопил дурным голосом второй, пытаясь закрыть голову от древесных плетей. — Прочь, прочь, дьявольское отродье!
Полевой китель мышиного цвета оказался отвратительной защитой от обычных веток, так и норовящих выдавить твои глаза. Древесные плети вспарывали целые борозды на скорчившихся от боли и ужаса людях. Сквозь свисавшую лохмотьями ткань просвечивало не знавшее загара тело, превращавшееся в одну сплошную рану.
Андрей продолжал хлестать не переставая. Удар за ударом ветки обрушивались по распластанным телам. Они молчали, перестав даже хрипеть и стонать. В воздухе стояло лишь чавканье, с которым плети врезались в окровавленную плоть. Он остановился лишь тогда, когда почувствовал, что на него кто-то смотрит. От удивления Андрей даже вздрогнул — ствол пронзила легкая едва заметная судорога. На него смотрела девочка! Невысокое создание с огромными глазами с ужасом смотрело прямо на него и её взгляд пробивался сквозь шевелящуюся листву, охапку окровавленных веток, шершавую кору. Казалось ее взгляд проникал прямо в его душу. В этот момент он испытывал совершенно необыкновенные чувства, которые подобно бурлящей реке переполняли русло его сознания и грозили снести все преграды на своем пути.
Девочка буквально вросла в корневой клубок. Ее острые коленки вдавились в рыхлую землю у подножия ствола, а худенькое тельце съежилось. Она была похожа на дикого зверька, которого впервые взяли на руки, от чего он шипел, приподнимал шерсть на загривке и прижимал крошечные ушки к своей голове.
«Бедное дитя, — пробормотал он, еле шевеля тучей листвы. — Ты же боишься… Не бойся меня! Я тебя не обижу». Откуда-то из глубины зеленой массы начал вытягиваться тонкий «шнурок» с несколькими ярко-зелеными листочками на конце. Прямо на глазах от длинной веточки осторожно потянулись молодые побеги. «Не бойся, деточка, — шелестели листья. — Я не страшный». Ветка, превратившаяся в вытянутую и отдаленно напоминавшую человеческую кисть, замерла у плеча ребенка.
— Не надо, — прошептала еле слышно девочка, не сводя потрясенных глаз с дерева. — Не надо… Не трогай меня!
Застывая на миг ветка осторожно поползла обратно, втягивая в себя лишние пальчики. «Иди, кроха, домой, — махнул Андрей на прощание веткой. — Иди и быстрее». Она неуверенно кивнула копной спутанных волос и с трудом поднялась на ноги, а через несколько секунд ее потемневшие от грязи пятки уже сверкали на дороге.
