Ханна никогда не слышала другого человеческого голоса, кроме мужчины, который заточил ее здесь. Держал взаперти, как крысу в клетке.
Никаких соседей. Никаких посетителей. Лишь лай собаки и редкий рокот мотора грузовика или снегохода, когда приезжал тюремщик.
Страх заполз в уголки ее сознания, а внутри разрасталась тревога.
Ханна вышла на середину комнаты и медленно повернулась, пытаясь избавиться от паутины в своем вялом сознании. Пытаясь думать.
Она обхватила руками свое худенькое тело и потерла ребра. На ней был зеленый вязаный свитер, в тон глазам, поверх тонкой ночной рубашки с парой кальсон под ними. Все та же одежда, которую она носила каждый день и стирала в крошечной раковине раз в неделю вручную.
Сколько времени потребуется, чтобы температура упала до невыносимого уровня? Как долго человек сможет прожить в неотапливаемом бетонном подвале? А, может, не
стоило переживать? Скорее всего Ханна паниковала по пустякам. Электричество снова появится через час или день. Но почему-то считала, что этого не произойдет.
А, может, тюремщик, наконец, устал от нее и решил отключить генератор? Даже эта мысль показалась ей абсурдной. Когда придет время, он убьет ее своими руками. Ханна знала это, как свое собственное имя.
Что-то случилось. Может, он погиб в автокатастрофе, попал под поезд или умер из-за аневризмы. Все казалось возможным. Есть тысяча способов умереть. Сотня способов пропасть, внезапно исчезнув из собственной жизни.
Уж кому, как не ей, знать об этом.
Но как бы Ханне ни хотелось увидеть тюремщика мертвым, он ее единственная связь с внешним миром. С жизнью. Она ненавидела его, но во всем на него полагалась. Он использовал данное знание, чтобы полностью контролировать ее. Проявлять свою неукротимую волю во всех аспектах ее жалкой жизни.
Улыбаясь своей жуткой улыбкой, он набирал код замка каждый раз, когда входил в комнату. Сделай мне больно, и ты никогда не выберешься отсюда живой. Тюремщик не был дураком. Он знал, как смертельна бывает надежда, и каким мощным оружием она является.
Казалось, дверь справа обладала собственным телом. Ханна снова повернулась к ней лицом.
Ничего не работало. Ни генератор. Ни обогреватель. Ни маленькая мигающая камера. А что, если…
Дверь всегда была заперта. Отключение электричества этого не изменит.
Она поднесла руку к округлому, размером с баскетбольный мяч животу, но так и не коснулась его.
Ханна Шеридан находилась в той же ловушке, что и прежде.
Глава 2
ХАННА
Почти не осознавая и словно оцепенев, Ханна обнаружила, что машинально движется к раковине. Она знала наизусть каждый дюйм этой комнаты. И даже с закрытыми глазами понимала, что делает.
Ханна вытащила из шкафа две кастрюли, наполнила их водой и поставила на стойку. Затем наполнила свою единственную чашку и кружку. Следом достала маленький тазик из нержавеющей стали и начала наполнять его.
На несколько дней воды хватит.
Ханна решила, что не будет использовать воду ни для чего, кроме питья, сохраняя столько, сколько получится, пока та не закончится.
Но холод…
У нее имелись только два одеяла и свитер, который уже был на ней одет. Слишком мало. Она умрет здесь, в ужасной тюрьме, и ничего не сможет с этим поделать.
Паника и ужас охватили Ханну изнутри. К горлу подступила тошнота, и ее чуть не вырвало.
Она стянула с запястья резинку и собрала свои густые темно-каштановые волосы длиной до талии в беспорядочный пучок. Ханна расчесывала их каждый день. Но в последнее время… В последнее время она едва могла набраться сил, чтобы поесть. И он заставил ее заплатить за это.
Тюремщику нравилась ее красота. Он никогда не бил Ханну по лицу. Никогда не вырывал волосы.
Ему нравилось, когда она была чистой.
У Ханны всегда имелись шампунь и кондиционер, гель для душа и дезодорант, зубная паста и электрическая зубная щетка.
А также запас витамина D для поддержания ее здоровья. Тюремщик даже приобрел несколько платьев для беременных, когда ее живот стал больше.
В шкафу и мини-холодильнике лежали полуфабрикаты, которые можно приготовить в микроволновке, а также макароны, мясные консервы, фрукты и овощи в банках.
Ханна знала, что произойдет с ней, если она не будет есть или мыться.
Она снова посмотрела на дверь.
Заперта.
Она всегда была заперта.
Ханна рассеянно коснулась искалеченных пальцев левой руки. Изуродованных. Сломанных один за другим, снова и снова. Боль оказалась такой мучительной, что Ханна потеряла сознание. Тюремщик привел ее в чувства, вылив на лицо кастрюлю холодной воды, чтобы затем продолжить пытку.
Непослушание приносило боль. Открытое неповиновение приносило боль. Надежда приносила боль.
Это был первый урок, который он преподал ей.
Но Ханна оказалась упрямой. С первого раза она ничему не научилась. Поэтому попыталась воспользоваться бритвой, которую он купил ей, чтобы она побрила ноги. Ничего не вышло. Тюремщик оказался быстр, силен и умен.
Второй попыткой стала металлическая спираль из блокнота, который он так щедро предоставил Ханне. Она дождалась, когда тюремщик приблизится, и сделала выпад, попытавшись ударить его в глаз проволокой, торчащей из ее кулака. Мужчина отпрянул в последнюю секунду. Проволока процарапала глубокую рану на его щеке, вызвав кровотечение и оставив шрам, но без необратимых повреждений. За это он сломал ей два ребра.
В третий раз Ханна смогла заточить конец металлической ложки о шершавый бетонный пол, которую терла часами несколько дней. Она сжала округлый конец ложки в правой руке, ожидая, когда тюремщик подойдет достаточно близко, но отвлечется. Затем собрала всю свою силу и мужество, и вонзила конец ложки в его шею. К сожалению, она не смогла задеть сонную артерию. Ложка вошла недостаточно глубоко, чтобы вывести его из строя.
Он наступил своим ботинком на босую ногу Ханны, сломал большой палец ноги и вывихнул лодыжку, а затем снова сломал два пальца на руке.
Медленно.
Щелк, щелк.
Ханна не могла ходить несколько дней, едва могла двигаться, свернувшись на матрасе в тумане агонии, однако решила, что примет героическую смерть, если это будет означать, что тюремщик умрет вместе с ней.
Во время своего следующего визита, прежде чем уйти, он бросил на матрас фотографию.
Фотографию ее двухлетнего сына, Майло, в объятиях мужа, Ноа, лицо которого казалось искаженным горем и тревогой. Ноа стоял в форме на крыльце их двухэтажного дома в Джунипер-Спрингс, штат Мичиган.
Ханна сразу поняла, что фото сделано всего несколько дней назад. И то, что тюремщик знал ее семью, и где они живут, а значит мог в любое время подобраться к ним. И что в следующий раз, когда она что-нибудь предпримет, пострадают те, кого любит больше всего на свете.
В тот день Ханна перестала пытаться убить своего похитителя. Но не отказалась от борьбы за выживание. День за днем, месяц за месяцем, год за годом ей удавалось просыпаться каждый день, продолжать жить и надеяться. Она отличалась упрямством.
Так было всегда.
И все же Ханна просто обычный человек. Плен измотал ее. Вся эта изоляция, заточение. Постоянные нескончаемые жестокость и страдания.
С каждым днем сознание Ханны все больше и больше от нее ускользало. В самые худшие времена она уходила в себя на несколько часов. Казалась пустой оболочкой, не заполненной ничем.
Но каждый раз, когда приходила в себя, Ханна осознавала, что все еще находилась здесь — в тюрьме страха, боли и страдания.
Теперь вместо карандашей у нее мелки, вместо металла — пластик, а вместо блокнотов на спирали — тетради в тканевых переплетах.
На самом деле предосторожность тюремщика не имела значения.
У Ханны все еще имелись крошечные бритвы «Бикс», которые он ей купил. А также острые металлические зазубрины у банок с консервами. Вот только она не осмелилась воспользоваться ими.
