Вы — наш должник. Своему банку Вы не платили в течение… Трех месяцев полностью, а также полгода платили не полную сумму. Так вот… Из-за Вас и таких, как Вы, банк обанкротился и начал распродавать долги своих клиентов. Мы не могли не воспользоваться таким удобным случаем и не купить чужие задолженности. Теперь… Вы в моем подчинении. Для того чтобы выйти из положения раба, — Вам нужно выплатить нам что-то около миллиона кредитов.
— Но… Я банкрот.
— Верно. Поэтому мы дадим Вам возможность заработать эти деньги работой на меня. Кроме этого, чтобы Вы не попытались свинтить, — я заберу в бордель одну из Ваших девочек, — человек улыбнулся, а Шпак перевел практически безумные глаза на своих родных.
Он сидел так несколько минут, а человек в шляпе все улыбался, но, видимо, ему наскучило, и он решил продолжить разговор.
— Знаете… В древние времена у дворян был такой обычай… Первая ночь и девственность чьей-либо дочери принадлежала хозяину ее отца. Так как я теперь Ваш хозяин, думается, я могу воспользоваться таким правом. Если Вы будете так долго думать, естественно.
Вдруг у Генриха задергался глаз, он хотел встать, но снова получил пинок. На этот раз уже более сильный. Настолько сильный, что мужчина прямо-таки повалился на бок и взвыл.
— О-о-о-о-о… Похоже, Вы хотели на меня напасть, — человек обернулся спиной и направился в направлении дивана. — В таком случае… Думаю, я воспользуюсь своим правом в любом случае вашего выбора.
Девушка смотрела на человека глазами, полными слез. Рот ее был заклеен, а руки связаны за спиной. Человек с улыбкой сел рядом, положил руку на плечи, после чего немного прижал ее к себе. Она попыталась вырваться, но рука только сильнее сжала узкие плечи. Человек поцеловал ее в щеку. «Грязная тварь… Сволочь!», а сволочь тем временем положила руку на одну из тонких ножек девочки.
— Я! Я выберу! Не трогай ее! — раздался громкий голос человека, а на глазах его выступили слезы.
Человек в шляпе повернул голову в направлении своего «раба», а сам аккуратно спустил руку с плеч на талию девочки. Ее прямо-таки трясло от одного прикосновения этой твари, что сидела рядом. Нет. Он не был человеком. Это было нечто, с чем даже какой-нибудь рогариец никогда бы не сравнился. Он был человеком, который нес зло другим людям и, будто бы, имел удовольствие от этого. Маньяк.
— Делайте Ваш выбор. Кстати… При борделе есть еще и стриптиз-клуб. А Ваша дочка… Мне кажется, довольно гибка. А ножки… Какие ножки. Так и представляю, как ими она обхватывает шест. М-м-м-м-м… Прекрасная для тебя работка будет, девчоночка, — человек отпустил девушку, а после поднялся. — Делайте ваш выбор.
— Жена. Дочь оставьте. Она — невинный ребенок. Она ничего плохого людям еще не сделала… Не смей трогать её, — проговорил человек, после чего получил очередной удар с ноги по почкам.
— Ссать будешь кровью за «ты», — послышался голос сверху.
— Хорошо-хорошо. Успокойся, Чаки. Пускай тыкает. В его случае только так и остается выплескивать ненависть. Знаешь, мил человек… Иногда стоит запугать того, с кем работаешь. Привести в пример варварство древности и вдруг на пару мгновений стать этим самым варваром. Актерское мастерство, так сказать. А теперь… Прошу простить. Мы уходим, а Вы оставайтесь, юная леди. Надеюсь, что мы несильно натоптали, — человек с улыбкой пошел в направлении выхода, а один из бугаев взял под руки женщину, что сидела на диване, и быстро поднял ее.
Она пыталась что-то кричать, но кляп во рту не давал. Пыталась вырваться, но тут подошел и второй бугай. После этого Чаки еще раз ударил Шпака, но на этот раз в живот. Сверху смотрели молодые, но холодные голубые глаза. В них не было никакой детскости, хоть на лице и едва пробивался пушок, но был какой-то страшный цинизм, который так и исходил из этого молодого человека, что проследовал за своим начальником.
— Я свяжусь с Вами завтра. Нам нужно будет провести собеседование. Сами понимаете… Все же Вы теперь мой сотрудник. Добро пожаловать в корпорацию, так сказать, — послышался голос выходящего ублюдка.
Они ушли… Ламинат дубового цвета был изрядно запачкан грязными сапогами. Мужчина сел на пол, потом поднялся на четвереньки. Живот болел, болела и спина, по которой пришлось несколько ударов Чаки. В глазах все расплывалось из-за обилия влаги, но соленая вода постепенно стекала вниз, освобождая зрение от дымовой завесы. Напротив сидела девочка, она пыталась подняться с дивана, сначала немного пододвинулась к краю. Было слышно хлюпание носом и какое-то подвывание. Человек тем временем медленно поднялся на ноги с болезненной улыбкой, после чего пошел навстречу дочери. Он прижал ее к себе… В этот момент было не до того, чтобы освобождать руки или отрывать клейкую ленту с губ. В голове летали обрывки мыслей и полное непонимание того, что произошло. Как он — человек, что учился и стрельбе, и самообороне, — не смог дать отпора шайке бандитов? Хотя? Какие это бандиты? Нет… Это что-то страшнее. Почти бандиты, но их, вероятно, не будет преследовать закон. Хотя… Надо было бы связаться со знакомыми в полиции… Да. Только позже.
Человек поднял голову дочери немного выше. В глазах ее кипела слеза, а губы будто бы дрожали. Аккуратный носик, серо-голубые глаза, лицо, постепенно сужающееся к подбородку, девочка смотрела на отца с непониманием того, за что сегодня с ними случилось это. Человек аккуратно начал отклеивать скотч. Было видно, что ей больно, она сморщилась, но стояла ровно. Красные губы медленно освобождались от прозрачной завесы, а хныканье слышалось все отчетливее. Еще один миг, и рот был освобожден.
— Они ничего не сделали с тобой, Кира? — спросил Генрих, а девочка лишь помотала головой, а после прижалась к телу отца, а он снова обнял дочь. — Я… Я обещаю. Я отомщу, дочка. Завтра свяжусь с дядей Колей… Может, он сможет помочь. А пока… Надо твои руки освободить.
Мужчина положил руку на плечи Киры, а после повел дочь к одному из шкафчиков. Пара минут и в руках мужчины уже оказываются старые добрые ножницы, которыми он и освобождает руки девушки. Сама она была где-то метр семьдесят, а отец был выше, что-то около метра восьмидесяти. Он был крепким мужчиной, но все же оказался довольно слабым для того, чтобы
