немногие. Или вообще никто, кроме меня. Над ним поработал Малдон. Прицел сам учитывал расстояние и отдачу. Кто его знает, как он работал, но с ним я из посредственного стрелка превратился в звезду снайперов.
Теперь – найти мишень. Главного распознать просто: у него на мускулистых руках больше всего молитвенных лоскутов: болтающихся черных и красных тряпок, демонстрирующих благочестие. Синюшная трупная морда, как и у остальных, но на панцире – позолоченная печать, отметина короля Акрадия, знак рабства, носимый в качестве медали. Я прицелился в переносицу главарю, но стрелять не стал. Главарь, да… но его место тут же займет помощник. А меня после выстрела сразу заметят.
Главная цель – в середине колонны. Он тоньше и меньше, чем другие воины, иначе изувечен, в нем больше осталось от человека: нос, губы, волосы. Древние бронзовые доспехи его вычурно разукрашены – знак почестей от господина. Хм, а пробьет ли мой мушкет доспехи с такого расстояния? Похоже, этот тип – самый безобидный в ораве. Но именно он здесь ценнее всех. У него инструмент, сделанный из толстых и тонких колесиков и линз. Астролябия для определения положения лун – только их положение и постоянно в хаосе Морока.
– Один выстрел, – напомнила Ненн. – Они же услышат.
– Спасибо, не знал, – буркнул я. – А тебе-то какое дело?
Она ухмыльнулась и пожала плечами.
Я ненавидел призрак Ненн. Знал, что Ненн – ненастоящая, но, вопреки своей воле, реагировал на нее, будто на взаправдашнюю. И это ненавидел тоже.
Так, зажигаем фитиль. На полке есть порох – все, можно стрелять. В ноздри ударил едкий кислый смрад. А, старый знакомец. Я с наслаждением вдохнул его. Вони Морока я уже почти не замечал. Со временем приспосабливаешься к чему угодно. А у меня времени было достаточно – целых шесть лет.
– Думаешь, после выстрела они не кинутся убивать тебя? – осведомилась Ненн.
– Попытаются, – заверил я.
Посмотрел в прицел, навел. Попасть в башку куском свинца – хорошо. Но у драджей толстые черепа, и не каждый такой выстрел убивает. У меня есть цель получше.
По щеке скатилась капля пота. Я медленно, спокойно дышал, прислушиваясь к биению сердца, пока в голове не сделалось светло и пусто.
Щелкнул курок, вспыхнул порох на полке, ружье взревело, и астролябия в руках драджа брызнула фонтаном стеклянных и металлических осколков. Пуля проломила бронзовый нагрудник и вышла со спины. Вокруг завыли харки, из дергающихся пальцев выпал комок прутьев, колес и циферблатов, и навигатор вывалился из седла.
В этот момент все драджи сдохли, они были мертвей, чем если бы я вогнал каждому пулю в голову. Главное в Мороке – не потерять навигатора. Там повсюду пески, компас не знает, куда показывать, ориентиры будто отращивают ноги и проворно удирают. Выбраться из глубин Морока назад, в Дхьяру, драджи имели меньше шансов, чем я – выиграть конкурс красоты.
– А вдруг у них есть второй навигатор? – спросила Ненн.
Я прицелился в павшего, но остальные засуетились, прикрыли его своими телами.
– Они никогда не берут второго. Эти «голубые» неизвестной породы точно не отыщут обратной дороги. Гляди, капитан уже понял, что дело дрянь.
Я посмотрел направо, но Ненн тут же переместилась влево и злорадно ухмыльнулась в ответ на мой оскал.
Драджи не ухмылялись. Они яростно и тоскливо завыли, выдернули из ножен мечи. На узорчатых доспехах, покрытых славословиями богам-Королям, болталось, трепетало на ветру множество лент с молитвами. Но, похоже, молились эти драджи не слишком усердно.
– Ты уверен, что все продумал? – осведомилась Ненн.
– Вечно тот же вопрос.
– А как ты собираешься их перебить?
– Никак, – ответил я. – Мне не придется.
Драджи заметили меня. Их плоские лица и янтарные глаза обратились к облаку порохового дыма. Они знали: шансы попасть из арбалета с такого расстояния меньше нулевых. К тому же противник один. Я встал, чтобы получше засветиться, и занялся перезарядкой: надкусил второй патрон, засыпал порох, забил пыж и зарядил пулю.
Драджи пришпорили рогатых тварей, харки застучали копытами по песку и щебню: пошли вверх по склону. Похоже, растерялись и разозлились и харки, и их седоки. Это хорошо. Злость отупляет.
– Дрянной расклад, – буркнул призрак Ненн.
Я покачал головой.
Атакующие драджи были уже мертвы, хотя пока не понимали этого. Я скрипнул зубами, стер пот со лба. План мой не вызывал сомнений, но, по правде говоря, и лучшие планы нередко рассыпаются прахом.
– Давайте, ублюдки, пора прикончить меня, – прорычал я и прицелился.
Прицел послушно сделал поправку на меньшую дальность. Драджи неслись ко мне, песок летел из-под копыт. Первый всадник скалился, безгубый рот его испускал монотонное жужжание. Драдж мчался прямо на меня, высоко подняв кривой меч. Мушкет выплюнул пламя и дым, ошметки мозга и осколки кости окатили скачущих следом.
Драдж свалился под копыта.
Ну вот, зря потратил порох и пулю. Можно было и не убивать самому. Разве что смерть первого заставила остальных яростней нахлестывать харков. Драджи ревели от гнева – и, наверное, от отчаяния. Конечно, драджи думают не так, как мы. Измеряют время не годами, а великими мыслями своих господ. Но и драджи понимали: навигатор погиб, и они не услышат больше голос своего бога.
Стадо драджей вломилось в заросли стеклянной травы. Ее листья лежали на песке, прозрачные, похожие на битое стекло и не менее острые. Стадо добежало до середины зарослей, когда те пробудились. Встревоженная трава Морока вздыбилась, позвякивая, словно крошечные праздничные колокольчики. Такой чудный, прекрасный звук – большая редкость среди черной пустыни. Но красота жила лишь мгновение. Ее заглушили истошные вопли.
Топочущие твари валились наземь – ноги им рассекало невидимыми лезвиями. В мгновение ока бесцветная трава сделалась багряной. Скачущие позади врезáлись в передних, инерция атаки несла их вперед, к прозрачной смерти.
Заросли дождались всех. Я встал на колени, положил ладонь на песок. Ощутил Морок: силу, грязь на лице мира. Молча поблагодарил черную пустыню.
Всюду раздавались визг и вопли. Хорошие, правильные звуки. А несчастные харки завывали и тявкали. Несчастные глупые создания. Траве Морока безразлично, кто в ней, звери или драджи. Не знаю, разумна ли эта трава и можно ли вообще считать ее растением, но гибкие стебли специально хлестали раненых, отсекали ноги. Если драдж опирался ладонью о землю, стебли выпрыгивали из-под песка, отсекали пальцы, пробивали ладони. А когда стебли входили в плоть, раскрывались шипы. Шансов на спасение не было.
Я сидел, подбрасывая последний патрон на ладони. Вряд ли он понадобится.
У подножия склона стоял капитан драджей и смотрел, как умирают его солдаты. Ну да, настоящий вождь всегда идет в арьергарде.
Я воткнул пальцы в песок. Нечто чуждое, но давно прижившееся внутри меня, соединилось с внешней отравой, побежало, покалывая, по рукам и позвоночнику. Оно уже почти не казалось враждебным. Трава на склоне оживленно кормилась –
