нас с тобой не так?
— Да все не так.
Она собралась с мыслями, чтобы все ему высказать. Откладывать этот разговор в долгий ящик больше не было сил.
— Ты совсем не смотришь на меня. Я так давно не видела твоих глаз. Ты вечно отворачиваешься куда-то. Грубишь. Хамишь. Чем-то вечно не доволен. Я знаю, что сама не подарок, но, Питер, я пытаюсь все исправить. Я хочу, чтобы мы с тобой стали крепкой семьей.
— Семьей? Думаешь, мы когда-то сможем стать семьей? Ты мне даже не мать.
— Питер…
Его слова ранили ее. Каждое новое слово. Каждый звук, произнесенный его устами.
От одного его голоса ей становилось не по себе.
«Ты мне даже не мать».
«Акула остается акулой».
Питер был акулой. Одиночкой. Ему она не нужна. Мать не нужна.
— Почему ты это говоришь? Почему делаешь мне так больно? Я же хочу тебе только добра, Питер. Я…
Из глаз потекли слезы.
А он даже не смотрел на нее!
Она заплакала при Питере. В первый раз. Она никогда не позволяла себе рыдать при нем. Она плакала лишь по ночам наедине с собой.
— Я тебя люблю, Питер. Всем моим страдающим сердцем.
Она смотрела на него, не вытирая слез.
И впервые за долгое время он повернулся к ней лицом. Она смотрела на Питера: голубые холодные глазки, прямой носик, белая кожа, угловатые скулы и острый подбородок. Короткие каштановые волосы вечно растрепаны: Питер не позволял ей себя причесывать.
Она смотрела на него, забыв про управление.
И Питер произнес:
— А я не люблю.
И душа ее раскололась.
Начался кошмар, тянущийся вечность.
— Почему? — спросила она.
И ответ ей не услышать — батискаф врезался в скалы.
Босые маленькие ступни шагнули на нижнюю ступеньку. Бледнокожие тонкие ножки, костлявые коленки. Черные короткие шортики, а сверху — белая рубашечка, пляшущая по течению. Белая кожа и вьющиеся черные волосы.
На Скальда смотрели большие серо-голубые глаза Натаниэля.
Ноги держали его из последних сил. Он едва мог контролировать себя, чтобы не упасть. Скальд вцепился в запястье Айс мертвой хваткой.
В голове — хаос из мыслей. Бурным потоком проносились голоса, крики, отдельные слова, картинки и воспоминания.
Алый Вопль. Смерть Силисты. Мертвый младенец на руках. И маленький гроб.
Голос Ната, раздающийся из телефонной трубки: «Почему ты не спас меня? Ты оставил меня умирать!».
Тот самый голос, который он только что слышал от мальчика, стоящего в нескольких десятках метров от него.
«Зачем ты так со мной? Я же хотел просто… быть рядом».
«Спаси меня. Ты же этого хочешь, да? Так спаси, пока есть шанс! Я так скучаю…».
«Думал, что… папочка придет. Что спасет меня. А ты не пришел. Ты оставил меня там… под землей…».
Но он здесь, прямо перед ним!
«Найди меня, папочка».
И Скальд ответил: «Ты сам нашел меня».
— Нат, стой там, я сама подойду.
Раздался шелест черно-алого платья. Она приближалась к ним со спины. Айседора, почувствовав угрозу, обернулась. Скальд продолжал смотреть на Ната и крепко сжимать Айс за руку.
Верховная Матерь Мелисента прошла мимо Скальда, и он ощутил знакомый запах духов. Он точно помнил, что слышал их раньше. Но когда? У кого были такие же духи? Что это за запах? Кому он принадлежал?
Скальд не мог думать ни о чем другом — только сын. Его сын… Натаниэль, которому уже исполнилось семь лет.
«Семь лет прошло… и вот ты здесь. Стоишь и смотришь на меня. А я на тебя».
— Что это значит? — сорвалось с уст Скальда.
— Это значит ровно то, о чем ты думаешь, — ответил голос Верховной Матери.
Она ушла вперед, направляясь к Нату. Она не оглядывалась и не смотрела на Скальда, но продолжала поддерживать разговор.
— Это мой сын? Это же Натаниэль, да?
Какая-то часть внутри Скальда все еще сомневалась в истинности того, что видели глаза. Реальность перестала казаться реальностью.
Совсем недавно он верил в жизнь Ната. Верил, что сын его где-то ждет. Что Нат жив. А увидев его перед собой и узнав правду, Скальд усомнился в реальности этой правды.
И в правильности…
«Я же видел тебя мертвым… я держал тебя на руках… твой маленький труп… я похоронил тебя вместе с Силистой…».
Скальд спрашивал себя лишь одно: «Как?».
— А ты не узнаешь?
«Как?».
Мелисента потешалась над ним. Как он должен был узнать сына, которого он до этого момента считал мертвым? Которого не видел все семь лет?
— Нат, не бойся никого. Иди к маме. Мы уходим.
Она протянула ему руку, покрытую склизкой черной смолой и алыми сияющими трещинами.
— Это… — Нат смотрел за спину Мелисенте на Скальда, — папа? Это же папа, да?
— Да, милый. Это твой отец. Но сейчас он еще не готов принять тебя.
— Ты так и не поговорила с ним?
— Всему свое время, любимый. Я обещаю тебе: скоро отец будет жить с нами. Ты сможешь его видеть каждый день. Но время еще не пришло. Понимаешь?
Но Нат стоял и глядел на Скальда, протягивая ручонку Матери.
— Я не понимаю, — на лице Натаниэля возник растерянный взгляд, — почему? Почему мы не можем пригласить его к нам прямо сейчас?
— Твой папа… ему пока рано. Пойми, милый, он очень хочет быть с тобой, как и ты. Но сейчас у нас есть незаконченные дела. И у него тоже. Когда мы станем более… свободными, мы обязательно будем все вместе. Втроем. Обещаю тебе. Давай, Нат, спускайся, нам пора идти.
«Что происходит? О чем они говорят? Что все это значит?».
Нат взглянул на Матерь, тепло улыбнулся и послушно кивнул. Он сжал руку Матери, и его белая гладкая кожа испачкалась в черной смоле. Ната же это нисколько не смутило.
Держа Мелисенту за руку, он направился вместе с ней обратно, к Проходу.
— Натаниэль, — произнес Скальд, — это, правда, ты?
«Могла ли она подменить ребенка? Мог ли это быть не мой сын?».
Но чем дольше Скальд смотрел на Ната, тем больше находил схожих черт. Глаза Силисты, его волосы и нос, мамины уши.
Его осенило: «Это мой сын».
Ошибки быть не могло.
Скальд видел в мальчике самого себя.
— Привет, пап, — встретил его Нат такими словами.
«Пап… он знает, что я — его отец. Так в чем же дело? Верховная Матерь… кто она? Что она сделала? Как это случилось?».
— Я очень хочу, чтобы мы жили вместе. Втроем. В нашем доме. Но мама говорит, что ты еще не
