псы смакуют дарованную им дичь.
А под ними, хрипя и разбрызгивая, бьющую из ран кровь, обозначившую алым чудовищные оскаленные морды и истощённые тела псов, жертвы постепенно затихали, подёргиваясь в агонии, взрывая пятками и руками первые вороха осенней листвы, украсившие ковёр из сосновых игл и прогалки из зелёной травы и мха.
В это время из зарослей бузины выскочили ещё двое припозднившихся бандитов и с безумными, перекошенными от злости рожами, понеслись на путника в отчаянном желании, отнюдь не мести за сообщников, участи которых, казалось, вовсе не заметили, а просто в слепой ярости от ускользающей наживы, направленные разумом того, кто привык использовать других. Их не остановил даже блеснувший в сумеречном свете меч, выхваченный из ножен проворной рукой.
«Что ж, вы парами-то, всё? – усмехнулся тёмный. – Не интересно, как-то…»
Он ждал, по меньшей мере, четверых по его подсчётам, оставшихся в живых. Ворон, чьим зрением на мгновение воспользовался ведьмак, взлетел над лесом. Совсем недалеко под раскидистой берёзой, где ещё пару мгновений назад топтался наблюдатель с остатками разбойничьей ватаги, осталось лишь распростёртое тело рыжебородого мужика. Его остекленевший взгляд не оставлял сомнения, что нет разницы в последствиях упрямой трусости и безрассудной исполнительности.
Тот же, кто казнил наводчика и направил смертников в их последний бой, уходил прочь в обратную сторону, понукая коня двигаться быстрее, перейти в галоп, как только тот выскочил из леса на дорогу. Он боялся преследования или спешил сообщить заказчику о провале?
Тёмный же предпочитал, чтобы его просто оставили в покое на время. Личные счёты можно было свести и потом. Дело, ради которого ведьмак отправился в путь, важнее. Он был в какой-то степени доволен тем, что эта стычка произошла в этот день и в этот час. Иначе пришлось бы провоцировать преследователей, чьи намерения были тогда ещё не понятны. И отпуская ситуацию, сосредоточился на противниках.
Лишь один из нападающих слегка замедлился, перекидывая из одной руки в другую свой обоюдоострый тесак с обломанным концом и зазубринами на лезвиях, будто до этого рубили этим обломком некогда славного боевого топора дрова. Громила был не так туп, как его оружие, и идея обойти жертву сбоку, не так уж и плоха. Он притормозил, отделился от сообщника, двигаясь по кривой, но именно это и стало его ошибкой.
Его товарищ, лихо раскручивая перед собой крупный камень, прилаженный сыромятиной к короткой палке, скакал впереди, колченого припадая на сторону. Он скалился щербатым ртом в полной уверенности в самом себе и своём оружии. Самодельный кистень, видать, ранее действовал безотказно.
Усмешка скривила губы ведьмака, уж слишком потешным был их отчаянный бег. Даже убрал в ножны ставший бесполезным меч. «Кистень не панацея от всех бед …» И то ли сглазил их своим пренебрежением, то ли просто предугадал, только до него они не добежали.
Облажался хромоногий. Связка, верно служившая до этого, внезапно лопнула. Кистень распался. Камень, на взлёте выписываемой восьмёрки, выпущенный, словно из пращи, продолжил свой смертельный полёт и ударил топорника в висок. Тот замер в незавершённом движении, широко раззявив рот, изумлённо распахнув глаза, и завалился на бок. А незадачливый боец оказался напротив улыбающейся жертвы безоружный и растерянный. Шаря глазищами из-под лохматых бровей, поднял свою единственную возможную защиту, палку, над головой, как дубинку, отступая.
Только ведьмаку была важнее не мгновенная расправа. С пальцев сорвалась «сеть тенётника», окутала, спеленала крепче верёвки.
– Отчаянный ты, мужик, коль со мной решил сразиться, – вздёрнул его за грудки.
Разбойник задёргался, заранее понимая всю отчаянную бесполезность этой попытки, но пытаясь выкрутиться. Сколько уж в его шалой жизни было безвыходных ситуаций. Но спасался же как-то!
– Кто? – спрашивал тем временем, потряхивая свою жертву ведьмак. – Кто тебя направил? Кто следил за исполнением?
– Н-н-не, – проблеял тот, – не-не-не знаю… – и испуганно завращал глазами, старательно изображая страх. Да, ему было страшно, но не настолько же, чтобы выдавать заказчика. Тот уже доказал свою беспощадность не единожды. А этот тёмный…: «он служилый, – говорил заказчик, внушая единственно правильную мысль, – его не стоит опасаться. Он связан законом и против него не пойдёт…» И атаман блеял, надеясь сойти за мелкую сошку.
– Врёшь, – грубо встряхнул его ведьмак. – Ты вожак. Ты и распоряжения давал. Ты и с заказчиками общался. И тебя, как и всех других бросили… Говори!
– Не… – попытался отпираться главарь, кажется, медленно осознавая, что кривда не пройдёт и, стараясь выдумать новое оправдание.
А ведьмак спешил, чувствуя новую опасность, значительно более серьёзную, чем шайка наёмных убийц.
– Я, ведь, могу и не по-хорошему спрашивать, – пригрозил. – Слишком много у меня врагов накопилось. Недосуг, выяснять долго, кому приспичило счёты свести. Ну?!
И можно было бы привести свою угрозу в действие, но этого не понадобилось. Лицо вожака исказила гримаса ужаса, потому что он увидел то, что появилось из зарослей то, что удерживавший его тёмный уже почувствовал и так.
Вначале, это был густой, словно сырой тяжёлый дым, стелющийся белыми щупальцами над поникающей, как от мороза травой. Он, как слепец тыкался, ища свою добычу, наталкивался на трупы, обходил их и рыскал дальше. От ног тёмного эта белая муть отшатнулась, обошла стороной и стала старательно обвивать, как лоза, ноги спелёнутого проклятием разбойника.
Следом за своим помощником, из кустов покачиваясь, вышла нежить покрытая смердящим склизким рубищем. Уже невозможно было понять, кем он был при жизни, какое было у него лицо, настолько подвергся разложению.
– Отдай его мне-е… – дыханием ветра просипел мертвяк, сея зловоние. – Мо-ой должни-и-ик…
– Нет, нет! Н-н-не отдавай … не надо! – заверещал пленник, узнавая нежить по каким-то ему одному известным приметам. – Всё расскажу! Всё! Только спаси!!! – Задёргался, глотая слова, зачастил, доказывая свою нужность. – Вой князя Жирослава в Рудице в кабаке … на-нашёл… – задыхаясь, с натугой бормотал. – Людей своих приставил. – Белёсая пелена уже окутывала его по грудь и только руки тёмного мешали ей продвинуться выше. – Кошель золота задатка… два, когда голову привезём … сам на тебя указал … я ж, подневольный … не сам я…
– Кто такой? – поспешил спросить, теряющее вес тело. – Каково прозвище?
– Не-не-не знаю. – Внезапный проблеск в туманящихся глазах. – У-у … у него приметка есть … на шее у ключицы ожог круглый, как выжженное клеймо … случайно разглядел, когда …
Последние слова он прошептал едва слышно. Глаза выкатились из орбит, погасли, тускнея. Горло больше не выдавало звуков. Беззубый рот открывался-закрывался, как у куклы на ярмарке. Туманный убийца брал его изнутри, высасывая жизнь по крупицам. С человеком всё было кончено.
Тёмному было его не жаль.
