хилой веточкой, которую можно перешибить соплей. От его скорости сердце мое моментально зашлось и подскочило к горлу. Дыхание, не успевшее прийти в себя после купания в бурной реке, захрипело и заклокотало.
– Помедленнее, – взмолилась я на бегу.
– Посмотрим, что скажешь, когда на нас обрушится небулансткая гроза, – бросил Соловей через плечо и ещё сильнее прибавил в беге.
Я жалобно простонала, пришлось тоже ускориться, ведь руку мою он держит крепко, как клещ.
Лес становился плотнее, от деревьев с буро-красными листьями веет жутью – их кроны словно окрашены гемоглобином. Когда мы перелезали через толстенное бревно, резкий порыв ветра принес запах озона и влаги. Соловей нахмурил лоб, между бровей пролегла морщина.
– Надо торопиться, Яра. Не успеваем.
– Да объясни ты нормально, что происходит? – выдохнула я и сползла на другую сторону бревна.
– Раскопыть… Сейчас сама узнаешь, – с какой-то вселенской досадой отозвался Соловей и снова потащил меня бегом через лес.
Первое ощущение, что гроза в Небулане это действительно серьезно, пришло, когда в плечо больно прилетело что-то твердое.
– Ай! – вскрикнула я и глянула вниз.
В багрянце травы я заметила мелкие, гладкие камни неправильной формы.
– Это что, камни??? – не поверила я.
– Это только начало, – отозвался Сол и рванул сильнее вперед.
После того, как ещё несколько камней больно стукнули меня по голове и плечам, я уже сама ломанулась через багровый лес, как та лошадь, что почуяла близкий дом. Камни тем временем стали сыпать чаще и быстрее, перемешиваясь с крупными ледяными каплями дождя, что вызывает невообразимый вибромассаж, после которого однозначно останутся синяки.
Я вскрикивала и ойкала, холод воды проникал в самое нутро, Соловей дергал меня и ругался витиеватой славянской бранью, а каменно-водный дождь все усиливался, быстро превращаясь в ливень.
– Ай! Ой! Как больно! – выкрикивала я, больше не в силах терпеть жалящие удары мелких камешков.
– Я предупреждал, – орал сквозь рев дождя Соловей. – Кажется, вижу укрытие!
Щурясь и морщась от камней и капель, покрывших его лицо прозрачной пленкой, он указал в сторону деревьев. Я ничего, кроме мутной стены дождя и стволов не увидела.
– Что там?
– Укрытие! – проорал Сол и потащил меня туда.
Не знаю, как его глазам удалось рассмотреть в этом природном безумии безопасное место, но через несколько минут самозабвенного бега сквозь мокро-каменный ливень, мы ворвались в какую-то избу.
Я даже не сразу поняла, что это изба, потому что внутри темно, а по крыше так грохочет камнями, что любой рок-концерт позавидует. Только когда через несколько мгновений глаза привыкли к темноте, я разглядела небольшие застекленные окна, стол у одного из них и большой выложенный из камня очаг. Когда-то он был белёным, но от времени побелка обсыпалась и покрылась сажей.
От холода меня колотило, зубы выстукивали дробь. Спрятаться от ледяных струй и опасный камней хорошо, но перекрытый толстыми балками потолок я оглядела с опаской.
– Где мы?
– В какой-то небуланской избе, – отозвался Соловей, пожав плечами и покосился на левое. Там красуется свежая царапина.
– Вот зараза, – констатировал Разбойник. – А ведь говорят, что небуланские дожди только из гладких камней.
Засунув онемевшие от сырости пальцы подмышки, я интуитивно тоже поглядела на свои плечи – там только небольшие мелкие синяки, будто меня оплевали горохом. Заживет.
– А крышу не проломит? – поинтересовалась я, дрожа, и с опаской покосилась наверх, откуда грохочет так, что сотрясаются внутренности.
Соловей потрогал пальцем царапину на плече и недовольно покривился.
– Вряд ли небуланцы стали бы строить дом, неспособный выдержать местные дожди, – проговорил он.
– Холодно… – жалобно простонала я.
– Угу, – согласился Сол и встряхнулся, чтобы разогнать кровь. Видимо, тоже замерз.
Под непрекращающийся грохот каменно-водного дождя, мы стали искать, чем растопить очаг. Дров в доме не оказалось, а идти на улицу проверять, есть ли поленница никто в такую погоду не решится. Да и если она есть, скорее всего, дрова отсырели.
После нескольких минут безуспешных поисков в ход пошли стулья, которые мы нашли в углу, составленные один на другой. Так же пригодилась пачка чистых пергаментов на полке, их Соловей приспособил для розжига.
Огонь он разводил каким-то кресалом, я на это смотрела, как на ремонт космического корабля в огороде на заднем дворе. Но спустя несколько минут в очаге заплясал радостный оранжевый язычок, а когда перебрался на стулья, изба осветилась теплым и уютным светом.
Одежда на мне все ещё мокрая, а я продрогла до костей, и продолжаю труситься, как заяц.
Соловей покосился на меня и чему-то кивнул.
– Сейчас, – сказал он.
После чего углубился в угол избы, где, судя по запаху, кладовка. Через несколько минут вытащил оттуда какой-то сверток. Вернувшись к очагу, раскинул его и уложил на пол. Свертком оказалась большая мохнатая шкура неизвестного мне животного.
– Это зачем? – озадачилась я.
– Будем греться, – с улыбкой проговорил Соловей.
Предложение я восприняла как шутку. Но когда Соловей начал стягивать с себя жилетку, открывая моему вниманию железные кубики пресса и мощные грудные мышцы, я вскрикнула:
– Ты серьезно???
Соловей тем временем подошел к столу и с грохотом подтащил его к краю очага. Затем развесил на нем жилетку и стал снимать с себя штаны.
– А ты собралась простудиться? – буднично поинтересовался он и, освободившись от штанов, повесил их рядом с жилеткой. – Или бронхит? А может и пневмонию?
Сразу что ему ответить, я не нашлась, потому что взглядом моим всецело завладели крепкие ягодичные мышцы мужчины, обтянутые боксерами с надписью: «Произведено в Славянском лесу. Конопля производственная семьдесят процентов, эластан тридцать процентов». На красиво выступающих над коленями квадрицепсах играет свет очага и прямо-таки завораживает. Только когда он демонстративно поправил боксеры на ягодицах, я проморгалась и смогла выдавить:
– Но… это как-то… Ну блин… Не знаю…
На что Соловей отмахнулся и подошел к расстеленной у очага шкуре.
– Это просто работа, – сказал он. – Привыкай, Ярослава. Выбирая между возможностью выжить и стыдливостью, всегда ставь на первое. Мы очень далеко от дома во враждебном мире. Обещаю, я ничего не сделаю такого, о чем бы ты пожалела. И я.
Сглотнув так шумно, что наверное перебила грохот камней по крыше, я шмыгнула носом. Если отбросить мораль, Соловей вообще-то прав. Я очень сильно замерзла, продрогла, а каждая минута в мокрой одежде приближает к какой-нибудь неприятной болячке, лечить которую в Небулане кто знает – как.
Пришлось вздохнуть и согласиться. Но прежде, чем раздеться, я попросила Соловья:
– Отвернись.
Его губы тронула улыбка, он усмехнулся:
– Да не вопрос.
После чего встал ко мне спиной, предоставив возможность любоваться его
