Он не был приспособлен для управления столь сложными системами. Имеющийся потенциал развития требовал времени на хотя бы скромное освоение. От всех этих новшеств у Шестого случилось то, что наладчики блоков интеллекта называли «электронной истерикой». Длилась она девять дней, лишь после этого он начал реагировать на простейшие команды, обучаясь обращению с новым телом.
Его долго не выпускали из ангара, затем началась стадия полевых испытаний. В их ходе он дважды терял контроль над телом, и оранжевая окраска пришлась очень кстати: беспилотникам проще было его засекать оптическими системами в случае помех от залежей древнего металла. Затем кто-то из радикалов придумал оснащать дронов радиомаяками, работающими независимо от интеллекта, и поиск упростился.
Но кричащую окраску оставили.
На всякий случай.
Полевые испытания закончились тем, что он пятнадцать дней подряд не терял контроль над машиной. Командование решило, что этого вполне достаточно и пора испытать Шестого в серьезном деле.
Этот форт церковного воинства был выбран для его дебюта. Деревянное сооружение в форме квадрата с крошечными башенками по углам. Всего-то и надо: обстрелять из кинетических орудий, подлететь поближе, выпустить заряд плазмы на максимальном рассеивании, а после всего этого уничтожить разбегающихся защитников.
Ничуть не сложнее виртуального тренажера. Даже кое в чем проще: у воинов церкви нет оружия, способного с высокой эффективностью поражать быстролетящие бронированные цели, к тому же способные вести обстрел с дистанции в несколько километров.
* * *
Тиленар далеко обогнал Мейса и уже почти скрылся за изгибом оврага с крутыми склонами, почти по самому низу которого тянулась патрульная тропа. Но проклятая машина оказалась куда быстрее: начала обстрел, едва показавшись над гребнем. И все внимание при этом уделила молодому воину, проигнорировав спешившегося калеку.
Перед глазами брызнула кровь, мир закружился, в поле зрения все начало расплываться, и когда Тиленар нечеловеческим усилием сфокусировал взгляд, то прямо перед носом увидел оторванную ногу в хорошо знакомом сапоге.
Щегольская серебряная шпора, трудно не узнать.
Это его сапог.
Больно не было. Сильно тошнило и переполняло злостью. Обернувшись, он увидел, что оранжевая машина зависла напротив входа в нору на склоне, куда перед этим спрятался Мейс.
– Ну же! – заорал Тиленар. – Давай! Она сейчас тебя сожжет!
В следующий миг овраг заволокло огнем, дымом и комьями разлетающейся земли с глиной. Сорок два бочонка с нитроглицерином, закопанных в склоне, взорвались последним приветом от пожертвовавшего собой калеки, выплеснув в передний бронелист оранжевого монстра всю скрытую в них огненную ярость.
Вообще-то бочонков должно было быть сорок три, но один из них не довезли.
Очень коварное вещество. Жаль погибшего возничего. Хорошо, что транспортировали их в одиночку.
Машину древних отбросило, она срезала край гребня на противоположном склоне оврага и исчезла из поля зрения Тиленара.
Облегченно откинувшись на спину, он, уже угасая от потери крови, улыбнулся.
Они сделали это. Погибли, но сделали.
Молодой воин не видел, как оранжевая машина, пропахав борозду в только-только начавшей зеленеть степи, неуверенно приподнялась, зависла, провела экспресс-тест состояния систем, скинула по защищенному каналу связи отчет о повреждениях и отправилась добивать последнего защитника форта.
Шестой не был воином. Он не сумел вовремя заметить ловушку церковников. Но его броня и системы были созданы для войны, и пусть он получил повреждения – это не поставило крест на его боеспособности. Он выполнит миссию и вернется на базу для ремонта.
Запчасти не жалко: имея промышленные копиры, наштамповать их – не проблема. Жалко потерять искусственный мозг, получивший ценный опыт.
Мозг не пострадал.
Трясина цепко держала добычу, но против усилий человека, упрямо отказывавшегося расставаться с конечностью, долго не продержалась. Увидев, что с подошвы стекают струйки зеленоватой слизи, Влад нахмурился. Выходит, под тонкой буровато-серой коркой находится та самая гадость, которая позавчера до дыр прогрызла его ботинки за пару часов, если не быстрее. Поспешно стряхивая едкую дрянь, он призадумался над следующим вопросом: сколько обуви осталось в запасе и сможет ли копир ее воспроизводить? С виду предмет не сказать чтобы очень уж сложный, но техника будущего иногда устраивала сюрпризы на ровном месте. Нет – понятно, что смертельно опасные энергоячейки «бытовому ксероксу» печатать вовсе необязательно, но почему он наотрез отказался снять копию с плаща Либерия? Церковник очень сокрушался, что одежда серьезно пострадала после всех злоключений, вот и решил из двух драных один относительно целый сшить. Но ничего не вышло.
Сколько обуви осталось в запасе, Влад тоже не мог ответить. Слишком трудный выдался путь, и слишком много приключений на нем пришлось пережить. И пережили их не все. Нет, люди в количестве трех единиц не потерялись. А вот с дронами дела обстояли куда хуже. Наспех приготовленные к путешествию через пустоши, они подводили на каждом шагу. Ну что взять с роботов-пылесосов и прочей бытовой и ремонтной техники? Их слабо защищенные интеллектуальные блоки приходили в негодность от радиации и агрессивных веществ; не приспособленные к таким реалиям, они часто совершали ошибки, из-за чего катастрофы следовали одна за другой.
В одной из таких аварий сразу четыре дрона, двигаясь гуськом, ухитрились тупо провалиться в оказавшееся бездонным озеро. Точнее, выглядело оно грязной лужей, хоть и большой, но не станешь же называть лужей прорву, в которой сгинуло несколько тонн техники и ценного груза? Дно, конечно, у нее имелось, но, судя по попыткам Влада провести промеры, до него все это добро добиралось долго.
Отчего возник этот провал – непонятно. Никаких признаков искусственного сооружения в том месте не было. Далеко не первая странность пустошей.
Вместе с дронами тогда ушло в бездну немало полезных вещей. Учитывая спешку, с которой бросали базу, и все последующие потери, теперь ни одна живая душа не могла сказать, сколько пар обуви удастся отыскать в уцелевших контейнерах.
В общем, подозрительного вида грязь он стряхивал с максимальным усердием, а потом попытался счистить ее остатки с помощью кусков ослизлого мха, содранных с затененной поверхности то ли природного валуна, то ли обломка древнего сооружения. Происхождение этого едва выдающегося над бескрайней равниной бугорка осталось неизвестным.
Владу он вообще-то напоминал курган языческих времен. Подобных рукотворных холмиков в степях Причерноморья и Приазовья раньше встречалось немало. Почему бы одному не сохраниться до этих дней? Если вдуматься, то нет в мире человека, кроме Влада, который вообще помнит такие слова, как «скифы», «сарматы», «половцы». Если, допустим, рассказать местным историю Святослава и его последнего боя с печенегами, то они воспримут ее как сказку.
