Галлюцинации длились считанные секунды, затем мгновенно исчезли. Но мне хватило и этих секунд.
Холодный пот выступил на лбу. Я присел на кровать в глубоких раздумьях на тему разнообразных психических расстройств. Я не врач, я всего лишь ветеринар, но моих медицинских познаний хватает, чтобы сделать кое-какие выводы. Психоз, расстройство личности, шиза — выбирайте по вкусу. В любом случае, если это повторится, мне придется обратиться к врачу. А пока… лучше списать все на усталость и жару: от жары, да будет вам известно, у людей частенько шарики заезжают за ролики. Временно. Или навсегда, как у американских солдат после вьетнамских джунглей.
Затем я плюнул на самокопания и с головой погрузился в «Дьяблу», играя самым честным персонажем — варваром. Он полагается только на смекалку и голую силу, и ненавидит подленькую магию, с которой так легко убить человека на расстоянии, с которой самый дрищеватый подросток может стать героем. А что? Качаться не нужно — получил магическую силу, и вперед. Особенно если существует Предсказание, согласно которому ты — Избранный, и так далее, и тому подобное. Ну, не мне ли вам пояснять?
Играл я до упора, чтобы отвлечься, играл, пока от кликов мышью не заныл указательный палец, а тот самый нерв, что ведет от пальца к спинному мозгу, не скомандовал — «Спать!».
Лес и горы… И голоса. И имя — Джорек.
Джорек. Кто он такой, этот Джорек?
Я — Тиха, Тихон Громов. У отца было неплохо с чувством юмора, раз он дал мне это имя при наличии такой громкой фамилии. А мать… Не хочу о ней говорить!
Еще раз убедившись, что крылья из спины не растут, я вышел в коридор и захлопнул дверь.
До рынка мне ехать почти час. Маршрутка и метро, от самой «Чкаловской», где, с трудом уцепившись двумя пальцами за поручень, я заглядываю под мышки великанам. Да, мой рост — сто пятьдесят два сантиметра, ниже — только садовые гномы. По улице я хожу с высоко задранным подбородком, чтобы прибавить себе еще несколько сантиметров, и частенько не могу разглядеть, что делается под моими сандалиями.
Улица плавилась и подыхала от жары. Изнывая, как и большинство прохожих, я прошел, наверное, метров тридцать, глянул в небо, вздохнул, после чего уверенно наступил на чужую ногу.
— Ай! Вс-с-с-с! Мальчик, осторожней!
Девушка в ярко-голубом сарафане смотрела на меня разъяренной кошкой.
— Простите, пожалуйста, — сказал я. — Не заметил…
Тут она толком меня разглядела, и взгляд ее стал точно такой, какой я и привык обычно видеть у девушек. Вариаций взгляда ровно три. Сверху вниз, снисходительно, сквозь меня — презрительно, и самый мерзкий взгляд, вокруг меня, как будто Тихи Громова вообще в природе не существует.
Так вот она смотрела вокруг.
— Ты вообще не видишь, куда идешь, придурок конченый?
Хорошее начало хорошего дня…
— Да пошла ты, коза!.. — буркнул я и ушел, задрав подбородок. Она что-то пробормотала мне в спину.
День был испорчен — окончательно и бесповоротно.
Вдобавок мне снова стрельнуло под левую лопатку.
Крылья. Там с вероятностью сто процентов резались крылья. Ну, вернее, крыло. Только вот какого цвета будут перья — белого или черного, а?
В дороге постоянно ловил на себе сочувственные взгляды. Умом-то я понимал, что взгляды — обыкновенные (не будем сейчас о девушках), но мой комплекс мог нарисовать сочувствие даже в невинном взгляде ребенка.
Приходилось хранить на лице мрачно-суровое, отрешенное выражение. В рамках месячника борьбы с собственным эго я перестал носить темные очки.
У эскалатора, в жаркой и нервной толчее, мне отдавили ногу, пихнули в бок, а плечистый одышливый хрыч с баулами рявкнул:
— Двигай, пацан!
Эх, если бы не месячник…
У выхода из метро, чуть дальше распашных дверей, кто-то, терзаемый душевными муками, написал на асфальте ядовито-зеленой краской из баллончика: «Катя — сука!» Надпись была старая, позавчерашняя, и уже изрядно затоптанная. Сегодня она предстала в новом свете. Ночью ее тонко зачеркнули красной краской и красным же приписали внизу: «Я не сука! Катя!»[2]
Она бы еще добавила свой телефон, чтобы каждый смог перезвонить и убедиться.
Эх, сколько мне попадалось таких, хм, круглых интеллектуалок… Впрочем, как и умных женщин. Эти, как правило, смотрели сквозь меня. За редким исключением. Это самое исключение так и не отозвалось на мою последнюю смс.
У открытых ворот рынка Сереги не было. Он вынырнул из сумрачных дебрей прилавков, едва я прошел на центральную аллею, и уставился на меня прозрачными глазами, подавая какие-то знаки. Мы скрылись в тени навесов.
— Ну, мой юный падаван, Дарт Вейдер заглядывал? Или мастер Йода успел раньше?
— Приходил, да я спрятался, — сказал Серега, возвышаясь надо мной на полторы головы. Одет он был как пиратский боцман: черная борцовка, камуфляжная бандана и шорты-бермуды. Я бы с радостью поменял свой метр с кепкой на его сто восемьдесят два.
— Значит, кара световым мечом отложена.
— Он меня не нашел…
— Повезло мужику.
— Говорят, громко матерился, обещал прийти завтра.
— Резвый… Хочется спросить, где ты прятался, но не спрошу — пожалею свои нервы.
— А ты где был, Тиха?
— В метро я был, Серега, в метро! Там душно, темно и противно.
Ну, и проспал я малость, надо было добавить.
Если я сильный, но легкий, то Серега — слабый и тяжелый. При желании и определенном старании он мог бы нарастить на свой костяк отличную мускулатуру. Но нет, он предпочитает накачивать пивом живот. С другой стороны, есть в его неброской внешности что-то, что привлекает девушек и женщин, поэтому отросшее пузо для него не является особенной проблемой. А вот мне, чтобы привлечь девушку, надо… Ну, вырасти хотя бы на двадцать сантиметров. Или стать Наполеоном. Даже не знаю, что проще.
Серега спросил, помогу ли, если рогатый муженек, ставший практически аватаром Дьябло, явится по его душу днем. Я сказал, что помогу, если он, в смысле — Серега, успеет до меня добежать и его не забодают.
— И надень уже повязку на глаз, блин.
— Это зачем? — оторопел Ключевский.
— Для маскировки и полноты образа. А если ногу поломают и будешь передвигаться на костылях — станет вообще отлично.
— А-а-а… Метко пошутил, да. Слушай, а как там твоя эта, которая?..
— Никак, — сказал я. — Не хочу об этом говорить.
С этим мы и разошлись по рабочим местам. Серега отправился вращать колесо торговой сансары, я — врачевать невинных зверушек.
