Йялл вздохнул. Риану-то что – ему, страшно подумать, более полутора тысяч лет… Это не старость даже, это древность! Тем не менее учитель не слаб и отнюдь не медлителен. Лет двадцать назад, несмотря на столь преклонный и почтенный возраст, Риан накостылял ему, Йяллу Трою, по могучей шее и выгнал из учеников, назвав пригодным к бою и даже слишком драчливым. Сказал, что дальше наследнику гордой фамилии разведчиков стаи следует практиковаться не в крепости мышц и скорости реакции, а в понимании сути вещей. И что для указанной деятельности ему предоставлено все необходимое и природой, и учителем: ум, открытое доброе сердце, непреодолимое упорство, а также синяки и шишки, идеи и воззрения, медленно превращающиеся в жизненный опыт, личную позицию и убеждения. Йялл поклонился и ушел – стараться. Чем и занимается по сей день. Достиг звания шеф-инспектора. Преодолевает себя. Разжимает кулаки и учится просто разговаривать. До исчерпания самой последней возможности – просто разговаривать. Без ушибов и переломов. Это трудно.
Даже теперь, прожив с волвеками бок о бок сто пятьдесят лет, люди не понимают до конца принципов общения в стае. Люди очень редко могут стать в ней по-настоящему своими, если не входят в семью и не имеют способностей снави – чувствовать сердцем больше, чем сказано на словах. Волвеки, в свою очередь, не в состоянии осознать пределов людского… скажем так, разнообразия. Им кажутся дикими и непростительными абсурдная ложь и мелкая себялюбивая подлость. Им никогда не вникнуть в смысл вполне типичных для людей, лишенных единого стайного духа, проявлений индивидуальности: как безобидных – стремление к уединению, застенчивость, скрытность, так и весьма неприятных – собственничество, жадность, эгоизм и завистливость. А еще люди бездумно создают семьи, словно по-детски играют в серьезные чувства. И столь же легко разрушают их… Зато у волвеков до сих пор разрешены телесные наказания и драки. Сломанная рука, например, – не повод для вмешательства инспекции. У волвеков вообще нет привычных и понятных людям систем и силовых структур для поддержания порядка. Только коллективное сознание и вожаки нескольких уровней иерархии. Сломали тебе руку не по делу – отвечающий за поселение сам узнает, сам и вмешается.
А если волвек повредил руку человеку, даже за дело, но это произошло на Релате, где закон другой? То-то и оно. Общих городов здесь, под синим ясным небом, осталось всего два. С тех пор, как ушел к предкам, в родовую память стаи, первый из Йяллов, разобщенность стала расти. С тех относительно недавних времен, когда покинуло мир живых его поколение, поколение первых свободных волвеков, обе стороны – люди и их новые соседи – противостоят расколу по мере сил, осознавая негативные последствия возможного разделения.
Но если объяснить законы людей волвекам еще можно, то как примирить их с существованием беззакония? Такого, которое день за днем обыденно творится здесь. Для жития в беззаконии и вырос этот городок в сухой степи, никому не нужной и давно задичавшей. Городок, где не желают жить общей со всем миром жизнью: работать, учиться, развиваться… Зачем? Можно и проще добывать хлеб с жирным маслом. Одни торгуют собой, другие промышляют азартными играми, третьи содержат притоны. Многие откровенно бездельничают, тихо проедают всевозможные социальные пособия – здесь ведь можно снять комнату практически даром и не придется выслушивать никаких увещеваний типа «так жить нельзя».
Можно, само собой, это локальное безобразие и иные, подобные ему, прикрыть. Совет по данному поводу уже много раз собирался. Но разве таким способом переделаешь нутро людей? Нет. А если гниль загнать вглубь и замаскировать, станет лишь хуже. Тем более и гнили той – с ноготь. Да пусть живут как им вздумается. Их ведь – и поселений, и обитающих в них людей – за полвека стало втрое меньше… Пусть тихо вымирают города-призраки, пока не мешают жить остальным и никого не тянут к себе силком. Не в них главная беда Релата. Гораздо хуже и опаснее те люди, которые пытаются активно строить мрачную и чуждую нынешнему миру жизнь: продавать оружие или иные запрещенные вещества и предметы, воровать секреты и наживаться на людских слабостях. С ними как раз инспекция и борется.
Йялл усмехнулся. Он вполне согласен с разумностью доводов людей. Теоретически. Вот только на практике ездить сюда приходится именно ему, недоброму нелюдю с очень хорошей, просто уникальной реакцией. С выдающимся чутьем на неприятности. И внушительными способностями из них выбираться.
Дверь бара скрипнула, выпуская Лорри. Тридцать один! «Сказал, тоже», – усмехнулся про себя Йялл. Он точно знает: Лоране Диш тридцать пять, а выглядит она на все сорок пять под этим жутким слоем боевой раскраски. Маленькая, полноватая, с нарочито наглыми манерами, с излишне громким хрипловатым голосом. На первый взгляд – обычная девка, стареющая и уже никому из трезвых дневных посетителей не интересная. Жалко ее. Неплохой ведь человечек с глупой и трогательной жаждой самостоятельности. Правда, безнадежно напичкана предрассудками о том, что жизнь – вечный праздник, а запреты и ограничения придумали глупые чинуши. И что вот этот город-помойка и есть настоящая свобода. И что она «никому ничего не должна и не такая дура, чтобы верить в бесплатную доброту».
– Пей кровь, животное, – проникновенно и мрачно предложила Лорри, ставя на стол сок.
– Давай я тебя устрою в Красной степи? – вздохнув, как всегда, предложил Йялл, принимая бокал.
– Да кому я нужна, – без обычного раздражения, вроде бы даже с грустью отмахнулась Лорри. – Нас ведь называют там, в вашем большом мире, носителями вируса разложения общества. Нас предпочитают изолировать от нормальных людей. Прикол, а? Мои клиенты – они «нормальные».
– Скажи, кто предлагает, и я ему шею намну.
– Да начни с представителя Совета на землях нашего полуострова, – усмехнулась Лорри. – Йялл, ты хоть и инспектор, и легавый, и все такое, но ты – человек. – Женщина рассмеялась над странностью своего утверждения. Тряхнула выбеленными волосами, нагло прищурилась: – Ё-о-о, ты же вонючий гролл, чего это я? Люди из инспекции за столиком со шлюхами не сидят и сок в этом баре не пьют. У них может пострадать репутация. А ты сидишь. Даже примчался по первому вызову. Один и не в форме. Как будто мало тебя здесь били.
– Так ведь и я приложил лапу к разрушению города, – весело оскалился Йялл.
Взглядом нашел свежий фасад быстровозводимого домика поодаль. Года два назад он прежний снес. Начал лично, своей широкой спиной. Хлипкое было сооружение. И памятный рейд. Люди неисправимо интересны. Наворотят глупостей – а потом, как с похмелья, пытаются сообразить, как это у них вышло, с чего все началось и отчего потом столь жутко обернулось.
