Тут же, у казармы оказался-таки тир, зря он боялся. Поколдовав над арбалетом, Иеро добился, чтобы тремя стрелами трижды попасть в воловий глаз. Пусть не Ор-Кысь, а все-таки…
— По неподвижной цели вы, пер Иеро, стреляете неплохо, — признал Брасье. — Стрелы Лайджа я приготовлю к утру/
— Я надеюсь, что Озерный Сайрен не будет бегать за нами по озеру, — ответил Иеро, складывая стрелы в колчан. Ему тоже был урок на вечер — поточить наконечники стрел простых, обыкновенных, поупражняться с топором, обжиться с панцирем. Он уже надел его на себя, чтобы привыкнуть и не стесняться в движениях. Со стороны — просто истинный Страж Границы.
— Тогда до встречи утром.
Иеро пошел к церкви.
Повседневно служили лишь заутреню — поселенцы люди занятые. Вот и завтра отслужит службу да и пойдет на озеро сайрена изводить. А школа… Да, ведь он должен вести занятия в воскресной школе. Нужно подготовиться, чтобы не осрамиться. Как сказала Лора — они изучали Вторую Книгу Лек-Сия? Ее-то он знает назубок, трудностей быть не должно.
У порога домика он остановился. Нет ли непрошеного гостя внутри? Выбор, чем потчевать незванца, у него теперь большой. Боевой топор, нож, арбалет. А еще доброе слово и увесистая затрещина.
Он открыл дверь.
Увещевать было некого.
А вот отпевать…
На длинном, спускающемся с балки ремне висел Рон.
Тело еще не успело остыть, но душа покинула этот мир бесповоротно. Нечего и пробовать воротить. В лучшем случае не получится ничего. В худшем же вместо Рона будет… Лучше и не думать.
Он перерезал веревку.
Тело упало на пол мягко, почти бесшумно. Ему-то, мертвому, все равно.
Отчего, отчего он полез в петлю?
Пришел, развел очаг и — повесился?
Иеро бросился к очагу.
Полено свей-дерева не догорело до жаркого слоя, следовательно, разожгли очаг склянку тому назад, не раньше. Но в воздухе был и особый запах, запах…
Запах горелого пергамента!
За всю свою жизнь Иеро лишь однажды пришлось видеть, как горит пергамент. В годовщину Истинного Писания сжигали Подменное Писание. Не само Подменное Писание, разумеется, то предал огню сам величайший Лек-Сий, а его имитацию — один лист с ложным Символом Веры. Пергамент ценили, и трепетно относились к каждому клочку. В быту, для повседневных, мелких записей пользовались бумагой, оставляя пергамент для записей чрезвычайно важных.
И вот кто-то его безжалостно сжег. Рон? Но откуда вообще мог быть пергамент у Рона? Лишь заклинатели высоких степеней имели право пользоваться им. Да и дорог пергамент. А уж в пограничном поселении и вовсе диковинка.
Он заметил потемневший обрывок на решетки очага. Да, пергамент. «евероят… чудовищ» — было на нем выведено мелким почерком.
Он бережно расправил лист и положил его в маленький цитатник Лек-Сия. Такие цитатники, сделанные собственноручно, были у каждого семинариста, у каждого священника всегда с собой.
«Евероят… чудовищ». Невероятное чудовище? Невероятная чудовищность? Да это же запись пера Кельвина! Кому же еще писать на пергаменте в поселении Но-Ом!
Как и прошлым вечером, Иеро услышал шаги.
Тело не веревка, не спрячешь. Да и не к чему.
— Пер Иеро — раздался знакомый голос за дверью. — Пер Иеро. Вы дома?
— Входите!
Нет, он ошибся. Это была не Лора. Абигайль Хармсдоннер.
— Пер Иеро, я хотела спросить вашего совета и пото… Пер Иеро, что случилось? Это… Это ведь Рон?
— Да, это Рон.
— Он… Он мертв, пер Иеро?
— Да, госпожа Хармсдоннер.
Абигайль Хармсдоннер посмотрела на петлю вокруг шеи, потом на балку.
— Он повесился, — это уже был не вопрос, утверждение.
— Похоже на то, — мрачно подтвердил Иеро. — Присядьте, госпожа Абигайль. Или вы предпочтете выйти?
— Я многое видела в жизни, пер Иеро, и если я могу быть полезной… — Абигайль не окончила фразу. И так ясно.
Иеро поднял опрокинутый табурет. Несчастный, несчастный Рон.
Он встал на табурет, затем ножом перерезал вторую петлю, петлю, которой ремень крепился к балке.
Тот самый, вчерашний ремень. Или очень на него похожий.
И узел…
Вот, значит, как обстоят дела!
— Госпожа Хармсдоннер, не могли бы вы сходить за мужем?
— Да, пер Иеро, бегу, — она поставила в уголок котомку, заметив взгляд Иеро пояснила: — Ваш ужин…
— И передайте, пусть позовут киллмена Брасье, — сказал он вдогонку.
Он проверил — вчерашнего ремня на месте не оказалось. Знал бы — изрубил на кусочки. Хотя это вряд ли бы помогло.
Затем осмотрел шею, руки Рона. Самая обыкновенная шея. Самые обыкновенные руки — одна здоровая, другая еще больная. Так и не выздоровеет никогда.
Иеро представил себе Аббата Демеро. Был бы он здесь, что бы он сделал? Наверное, спросил бы:
— Итак, Иеро, что тебе кажется странным?
— Этот узел, Аббат Демеро.
— А именно?
— Привязать ремень к балке таким узлом можно только обеими руками, Аббат Демеро. Стоя на табурете, подняв обе руки вверх. А у Рона рука осталась на перевязи. Не мог он этого сделать.
— Что из этого следует, domine Иеро?
— Что ремень был привязан другим лицом. И, следовательно, мы имеем дело не с самоубийством, а с убийством.
— Первый шаг сделан, Иеро. Теперь тебе осталось пройти весь путь и узнать, кто убил Рона, каким образом, и, самое главное — зачем?
Видение исчезло. Что это было — воображение? Ментальная связь? На таком расстоянии от Аббатства? Нет, не может быть, он же находится в статис-поле, да еще с медальоном из рашшина. Воображение, только воображение. Оно священнику не помеха, напротив — если держать его в узде. Так учили в семинарии.
Опять он поймал себя на том, что старается думать о постороннем: чему учили в семинарии, почему ужин принесла госпожа Абигайль — и должен ли он был и ее называть «дочь моя»? Она, кажется, хотела о чем-то посоветоваться. Хорош советничек!
Он вышел на крылечко, оглянулся.
Дом стоял позади церкви, и его окружали низкие, специально оставленные при строительстве ели. Мало ли с каким вопросом люди идут к священнику, совсем не обязательно, чтобы всяк видел. Особенно в поселении пионеров, где вынужденное близкое общение порой становится невыносимым. Поэтому подойти незамеченным было не так уж и сложно. Хотя сейчас, когда солнце светит круглые сутки, это куда сложнее, чем зимой. Все-таки кто-то мог увидеть идущего. Нужно будет обязательно расспросить поселенцев.
Из-за елей он увидел достопочтенного Хармсдоннера, спешащего к дому. Откуда его можно увидеть еще? Из церкви, но в ней нет никого. А больше… Похоже, больше и неоткуда.
