Я зарыдал от бессилья. Плача, выволок ноги на крышу. Плача, захлебываясь слезами, воткнул Крыло в камень. Всхлипывая, оперся и встал на ноги. Правая бессильно согнулась. Выпрямить. Левая. Выпрямить. Обе. Выпрямить.
Я выдернул топор и вяло отмахнулся от троих вставших. Один отпрыгнул, двое сильно стукнули по воротнику. Ответив тихим рыком, я интенсивнее замахал топором, отрубая нацелившиеся в меня копья.
Первый лучик Солнца выскочил из-за бархана, осветив людей в балахонах, сгрудившихся у лебедок на другой стороне крыши, пару десятков лучников, нацелившихся на меня, и отходивших копейщиков.
Бам! Стрелы дружно ударили в шлем через мгновение после того, как я отвернулся. Я рухнул на камень и согнулся в приступе тошноты.
Я понял, что сейчас меня убьют. Что-то ударило в спину, а потом по всему телу забарабанили удары, покрывая его синяками пластинок, впечатывающихся в тело.
Я почувствовал свое тело. Почувствовал себя где-то вокруг головы этого тела. Почувствовал, что отделяюсь. Потом я вспомнил, что будет после того, как я отделюсь, и откуда-то хлынул последний резерв паники. Дикой, смертной паники, остановившей сердце, стянувшей легкие и отрезавший все ощущения тела — боль, усталость, страх. Был я и кусок мяса, который должен был двигаться.
Тело, махнуло топором, вскочило на ноги в освободившееся пространство.
Плотное кольцо людей.
Зеркала по стенам.
Два пятилучевых креста на другой стороне крыши.
Свет, собранный зеркалами, падает на тела на крестах.
Тела кричат.
Руки, очень далекие и тяжелые, подняли топор и раскрутили его. Ноги, еще более далекие и тяжелые, двинули руки на людей. Провели сквозь стену тел, провели по стене, давая рукам срубить столбы с зеркалами и попадающиеся навстречу тела. Подвели руки к крестам. Топор остановился и рубанул по цепям на руках и ногах. На руках. На ногах.
Тело, соскользнув с креста, повисло на шее. Жаркое дыхание крика ворвалось в меня. Сердце стукнуло.
Меня пронзила боль двинувшейся крови, резь вливающегося в легкие воздуха. Тяжесть повисшей на шее Нат повалила на пол.
— А теперь без меня. — прошептал я и провалился в темноту.
«Третий — не лишний» Четвертая
Бабочка. Красивая, невесомо нежная, радостная. Бабочка ярким цветным пятнышком порхала в сером сумраке, легко уворачиваясь от летящих в нее темных липких ниточек. Я очень хотел, чтобы она села мне на руку. Хоть на секунду, хоть на мгновение ощутить прикосновение легких цепких лапок и дуновение крылышек.
Она не садилась.
Я не позволял ей садиться, потому что ее сразу поймали бы черные липкие нити.
И я очень хотел, чтобы она прикасалась ко мне.
Мне было очень больно.
Что — то помешало вдохнуть. Жидкость. Жидкость текла в горло. Горло поперхнулось, сглотнуло. Язык вытолкнул засунутую между зубов трубочку. Зубы стиснулись. Я вздохнул и открыл глаза. Глаза неохотно сфокусировались на озабоченном лице Киро.
— Здравствуй. Ты как? — заботливо спросил он.
— Сам хотел бы знать. — невнятно прохрипел я. Тело чувствовалось слабо, плавая в той же дымке, что скрывала картинки, кроме самых близких.
— Ты чем меня поишь? Там в столовой в южном крыле на первом этаже такое вино есть…
Киро облегченно улыбнулся уголками губ.
— Вы совсем обнаглели, мистер суперзлодей! Еще и за вином вам бегать! — сердито угрожающе возмутился кто-то знакомый. Мик.
Значить они меня нашли. А где девочки?
Я резко сел и с высоты квадратного стола посмотрел на Мика. Мик сидел на полу, опираясь на гигантский лук и уныло смотрел мне за спину. Я обернулся. Нат и Мара лежали рядышком на таком же столе. Обе — с большими примочками на животах. Нат — с забинтованной левой ногой, Мара — с забинтованной головой.
— Жить будут. — тихо сообщил Киро, меняя винную примочку на ожоге второй степени, покрывавшему живот и бедра Нат.
Я отвернулся к Мику и потянулся за трубочкой.
— Ладно. Считай, что спасибо за их спасение ты мне сказал. — сообщил я ему. Мик метнул взгляд под стол, где в куче оружия и одежды стояли мои ботинки и хмуро ответил:
— Пожалуйста, что довел ситуацию до такой, что пришлось их спасать.
— Мик. — мягко попросил Киро.
Мик угрюмо опустил голову.
— Та-а-а-ак. — протянул я первой струйкой дыма. Позиция прояснилась. Нечетному мне пора было уходить, и я даже знал, куда.
— Киро, ты не видел мой топор и моего коня? — бодро спросил я, стекая на пол. Ноги напомнили, что совсем недавно они сильно напряглись и использовать их надо осторожно.
— Видел, а что?
— А где ты их последний раз видел? — скопировав его каменное спокойствие, спросил я.
Мик холодно поднял голову, хмуро посмотрел на Нат, на облачко дыма, на меня, на Киро и опустил взгляд.
— Конь, если большой черный — в конюшне. А Бьющийся током топор мы оставили валяться на крыше. Арбалет под столом, под кучей камуфлированного тряпья. Стрелы там же. — буркнул Мик в пол.
— Спасибо. Понял. — бодро поблагодарил я и в напряженном молчании начал натягивать камуфляж, осматривая гигантский зал библиотеки на первом ярусе. За окном было светло.
— Сколько я лежал? — спросил я Киро, заряжая арбалет.
— Сейчас часа два пополудни того же утра. А у тебя были часы, которые покажут точнее. — ответил Киро с интересом глядя на мои манипуляции с арбалетом и соскальзывая руку к десятку трехгранных метательных ножиков на поясе.
— Значит, успеваю. — сказал я сам себе и подкинул арбалет в его направлении.
— Юзь! — пожелал я чуть удивленным глазам, доставая пачку пятерок. Уронив ее в ботинок, я повернулся к Мику и, кивнув на ботинки, ткнул в сторону Нат, встал и обронил:
— Встретимся.
— Ты далеко? — опустился на спину вопрос Киро.
— Туда, где я не буду нечетным. — рыкнул я не останавливаясь, перешагнул дверь и вышел в темный коридор.
Мне было хорошо. Легко. Я ни за кого не отвечал, никому ничего не был должен. Жизнь зависела от умения драться и говорить, а не от объема зазубренных данных или наличия в кармане какой-нибудь бумажки.
— А интересно, — спросил я темноту, — есть ли места, где я смогу быть четным или даже одним из двух?
Темнота не стала отвечать на столь загрузочный вопрос, тишиной намекнув на положительный ответ.
Конец отчета 0
Теоретически по этой команде глаза опускаются к ботинкам, которые надо подвинуть так, чтобы носки всех, кто оказался в строю, оказались на одной линии. Практически голова дергается вправо, изображая попытку увидеть живот стоящего с краю строя.