что, если даже и так? – она словно нащупала дно, смогла на что-то опереться. – Какое это имеет значение? Может, он и баловался с некромагией, что теперь? Лаборатории замурованы, книги наверняка изъяты, а самого ди Фелипо мы знаем именно как основоположника астромагии. Не имеющего к мертвякам никакого отношения.
– И?
– И тебе надо это оставить, – настойчиво повторила она. – Сидишь сиднем над этими жуткими томами, на меня никакого внимания… Словно я и не существую, и вообще ничего для тебя не значу.
Ох, ну вот оно.
– Санди, я…
– Только и думаешь, что о себе! О своих интересах и удовольствиях! И не спорь со мной! – она даже ножкой притопнула.
– Да перестань ты! – начал сердиться и Вениамин. – Это же некромагия! Она нужна! Её знать надо, а не прятать по сундукам!
– Ага, мало нам всех тех бедствий, которые некромаги учинили? Они ж, как начнут, остановиться уже не могут, любой силы, любой власти – им всё мало! Вен, глупый – я же за тебя боюсь! И о тебе забочусь! Вечно о вас, мальчишках, мы, девочки, думать должны! Найдут у тебя хоть страничку из этих книжек – всё, поминай, как звали, на холод, лет на двадцать!
Вениамин отвернулся. Да, всё так. На холод упекут. Ну, не на двадцать лет – он всё-таки не магистр, даже не бакалавр, простой ассоциат – но лет на десять точно. И запрет на магию – пожизненно.
– А как они узнают? Ко мне никто не ходит, только ты. Книги я прячу. Никому о них ни полслова. А что комнаты старших курсов обшаривают – так это сказки. У нас адъюнктов не хватает, нас, выпускников, припахивают мелкоте лекции начитывать по чужим конспектам – кому уж тут матрасы наши перетряхивать!
– Глупый, – покровительственно бросила Алисанда. – Профессоров, доцентов, адъюнктов может не хватать. Но шпики будут всегда. И на них всегда найдутся деньги. Поэтому книги эти…
Почему она всегда командует? Почему я ей это позволяю? Хочу, чтобы ей было хорошо? Чтобы она была со мной, такая красивая, всем на зависть?
«Кто спорит с женщиной, тот укорачивает свои годы». Верно, спорить не надо.
– Что ты хочешь, чтобы я с ними сделал? Обратно не понесу, так и знай!
Улыбнулась. Очень она хорошо улыбается, победительно и одновременно с обещанием.
– Хочу, чтобы ты… нет, чтобы мы вместе! – их бы сожгли. И пепел бы развеяли. И чтобы мы сожгли все твои черновики. Достаточно, как я говорила, одного листочка.
С полгода назад Вениамин бы завопил: «Санди, совсем спятила!» Может, даже стал бы ссориться и ругаться. Вениамин, полазавший по крышам Академии, побывавший в её заколоченных аудиториях, добравшийся до аппендикса с его тайнами – просто пожал плечами.
– Не стоит, Санди. Я это не отдам. Никому, даже тебе. Пошли лучше погуляем.
Она застыла, наморщив брови. Наверное, даже не поверила, что ей прекословят.
– Пошли, чего замерла? – Вениамин как ни в чём не бывало взялся за плащ.
– Вен. Ты рехнулся.
– И вовсе нет. Ну, чего ты дуешься? Не будем же мы из-за такой ерунды ссориться?
– Дурак! – гневно выпалила Санди, крутнулась на каблучках и вихрем вылетела из комнаты.
Ну вот. Вениамин так и остался стоять, держа в руках ненужный теперь уже плащ и глядя на распахнутую дверь.
Умчалась. Нет, они ссорились и раньше, случалось, но в последнее время Вениамину это как-то надоело. Ссоры ни к чему не вели, кроме лишь тупого сосущего чувства одиночества и неладов у него в груди; казалось, что проще сделать, как Санди хочет, тем более, что это была, по большей-то части, полная ерунда – куда пойти гулять, в какой из достаточно респектабельных, но «нескучных» кабачков отправиться; кабачков, где собирались старшекурсники Академии. Да какая ему, Вениамину, разница, «У чёрного кота» почтут они сегодня своим присутствием или «Мифический дракон»? Пиво и тут, и там хорошее.
И он делал так, как хотелось Алисанде.
До поры до времени.
Вениамин шагнул к распахнутой двери, задвинул засов. Бросил плащ на кровать и сел за книги.
* * *
Некромагия затягивала, как ничто. Вениамин всегда любил учиться, учился хорошо, но никогда ещё ему не приходилось так запойно нырять в книги, словно и впрямь старому пьянице, добравшемуся до заветной бутылки – нет, до целого винного погреба.
Системы, конечно же, не было никакой. «Нерешённые вопросы некромагии» были самой вершиной пирамиды, а у Вениамина напрочь отсутствовало основание.
Надо возвращаться, надо идти обратно. Туда, в аппендикс, где совершенно явно обитает, как сказали бы в народе, «нечистая сила», ну, а на правильном языке высшей магии – «неаттрибутируемая манифестация третьего рода», то есть без явно выраженного источника и с неопределяемыми параметрами.
Идти обратно… Замурованный «аппендикс» манил куда хлеще, чем воображаемого пьяницу – тот самый воображаемый же винный погреб.
Но теперь он пойдёт туда, основательно подготовившись. Чтобы спокойно поработать – то есть перерыть как можно внимательнее как можно больше книг – ему нужен отпорный круг.
Это только в сказках достаточно просто очертить его мелком. Настоящий отпорный круг должен быть точно настроен на тех, кого ему предстоит отталкивать, то есть никакой «неаттрибутируемой манифестации» он не потерпит, ему подавай детали, достоверно установленные.
…Вен работал, как одержимый. Элементы отпорного круга должны идеально сочетаться друг с другом, требуется абсолютная точность, «допустимое угловое отклонение при вычерчивании не может превышать…», «коэффициент расхождения не может быть ниже…» и так далее и тому подобное. И от руки такое не вычертишь. Нужен большой циркуль, или хотя бы самый примитивный «мелок на ниточке». И большой угольник. И линейка. Ну, её можно заменить шнуром… измерительная лента… транспортир… проклятье, тут целый караван потребуется…
Санди на него дулась. До такой степени, что через день после ссоры Вениамин наткнулся на неё в коридоре Академии – весело щебечущую в окружении аж пяти студиозусов. Милсдарыня дю Варгас облачилась в низко открытое платье, и студиозусы дружно пускали слюни (фигурально выражаясь) пытаясь сделать вид, что они вот ну нисколечко не заинтересованы в содержимом её декольте.
Вениамину она лишь сухо кивнула.
Кровь бросилась ему в голову, но…
Но на это она и рассчитывает. Чтобы ревновал, сходил с ума, мучился.
И он, демон его побери, ревнует, сходит с ума и мучается!
…Но всё-таки он сперва залезет туда, в «аппендикс». Спаситель троицу любит.
Сборы заняли не день, не два, а целую седмицу. И всю эту седмицу Алисанда с ним не разговаривала. Только на пятое утро сдержанно, с холодным достоинством поздоровалась.
Поздоровалась, дефилируя под руку с
