- Не боитесь в лагерь-то попасть? Вы же в прошлом офицер спецслужб… там таких не любят.
- Так я не в обычный лагерь и попаду. Там все такие будут. А касательно боязни… так опосля Африки тот лагерь раем покажется. Можете сами попробовать.
- Воздержусь… А Марков-то вас недалёким 'сапогом' считает! Ошибается капитан.
- Вот майором и не станет.
- Не хотите с ним на контакт идти?
- Я на идиота сильно похож? Щас, буду я ему задачу облегчать! Вот нагадить - завсегда и с удовольствием.
- Есть чем?
- На суде и поговорим.
Седовласый удовлетворённо кивает.
- Вы считаете всё происходящее провокацией?
- Подставой.
- Суть дела это не меняет. Да, вы правы. Всё дело специально подстроено.
- Кто б сомневался!
- Но доказать вы этого не сможете.
- Попробую.
- Поверьте, не выйдет. Тут, знаете ли, тоже не лопухи.
- И что вы от меня хотите?
- Отчета о вашей последней командировке.
- Он есть в секретариате управления. Раз вы до меня добрались и Хлебова построить смогли, то без проблем сможете его получить.
- Уже получили.
- Так что ж вам ещё надобно?
- Ваш отчет был тщательно изучен. На первый взгляд, там всё правильно.
- На второй - тоже.
- А вот на третий… Зачем посылать боевого офицера, специалиста по силовым операциям и опытного спеца по организации 'несчастных случаев' для проверки второстепенных подразделений? Да ещё не по вашему профилю деятельности.
- У данного спеца работы по основному профилю давно уже нет. И не предвиделось в дальнейшем. Года три уже на разработке подозрительных лиц сижу. Я уходить хотел, генерал и выдвинул условие - проведёшь инспекцию, подпишу рапорт. Или будешь бегать по коридорам до посинения в глазах. Все огрехи тебе припомнят.
- Даже так? Звучит логично. Вполне в духе Хазина.
- Проверяйте…
- Вы так не хотите на свободу?
- Я вам не верю. Сейчас и здесь вы можете мне небо в алмазах пообещать. А вот когда я расколюсь…
- Есть что сказать?
- А то ж! И схлопотать лет десять за разглашение гостайны. Я же не всё время бумажки перекладывал. Сдаётся мне, вы на некоторые, не столь уж и отдаленные, события нацелились. Так что здесь я вам не помощник. Воюйте сами. От э т о г о срока даже вы меня не отмажете.
Дядька снова кивает.
- А вы умный человек! Ни одного противоречия не нахожу - всё правильно изложено.
- Так оно и есть.
- Не так… И вы это знаете. Ладно, не вышло у нас с вами разговора, жаль… Подумайте, время п о к а ещё есть…
Вернувшись в камеру, долго сижу на краю лежанки. Прочие её обитатели мне не особо докучают, самый приставучий позавчера схлопотал по рылу, и на всех остальных это произвело должное впечатление. Так… всё идет, как меня и предупредили. Нарисовался-таки представитель заказчика. Теперь вся надежда только на тех, кто сейчас остался за этими стенами. Очень бы хотелось надеяться на то, что уж они-то не зевнут.
Через пару часов, аккурат перед ужином, в камеру подсунули ещё одного постояльца. Мужик уже в годах, по обрюзгшей ободранной морде легко читалось его недалекое прошлое и предполагаемое будущее. Войдя в камеру, он понуро застыл у дверей. Желающих пустить его на ночлег рядом с собой тут явно не наблюдалось. Вздохнув, он снял с себя пиджак и, свернув, положил на пол. Уселся и тут же охнул, схватившись за поясницу.
- Эй, страдалец! - негромко окликаю его. - С краешка место есть. Только сразу предупреждаю, набздишь или ещё что - на полу у двери спать будешь!
- Благодарствую! - обрадовано откликается он. - Я тихонечко!
А разит от него…
- В ногах лежать будешь!
- Да-да! - соглашается мужик. - Я туточки, тихонько!
Утром допроса не было. Часам к одиннадцати нас всех вывели во внутренний дворик - подышать воздухом.
Первое время дежурный полицейский ещё поглядывал в нашу сторону, потом достал из кармана сигареты и щелкнул зажигалкой.
- Ну, как тебе тут? - еле слышно прошептали у меня за спиной.
- Хреново, Степаныч! Сил больше терпеть нету уже. Так и заехал бы в рыло некоторым особо упертым здешним обитателям.
- Обожди пока. Нельзя тебе себя раскрывать. Всё дело псу под хвост пойдет.
- Да знаю я… Что там с генералом? Неужто и впрямь помер?
- Хуже, Сережа. Застрелился Петрович.
- Как это?
- Шансов не было. Против химии он не потянул бы. Зато двоих с собой забрал.
- Кто?
- Из наших… есть ещё такие… христопродавцы.
- И что на службе?
- Сообщили, мол, инфаркт. Бумаги описали сразу же, искали долго.
- Ещё кто?
- Профессор. Этот на машине разбился.
- Сам?
- Оторваться от хвоста пытался. Так что, сам понимаешь - все концы в воду.
- Я ещё есть. Самое время и меня… того…
- Сбрендил? Про тебя, кроме меня, и не знает никто. И эти… дюже шустрые, только догадываются. Толком же ничего и не понятно никому.
- А мой отчёт?
- Нет никакого отчета. И не было никогда.
- Понятно…
- Срок тебе, скорее всего, припаяют. За боеприпасы и мордобой. Ничего, тут мы им подгадим основательно, много не дадут. Алкаша твоего ещё вчера грузовик сбил… не повезло… меньше пить надобно… Совсем всерьез тебя тащить нельзя, поймут, что нужен, и тогда уже вцепятся изо всех сил. А так… на зоне кого надо предупредим. Сделают тебе УДО.
- Так этот, визитер вчерашний, намекал, что раскусил меня.
- Полковник Михалков. Второй главк. Умный, собака, оттого и опасен. Хоть и полковник, но одна из ключевых фигур. Как ты вывернулся?
- Переключил его внимание на мои забугорные дела. Он и схавал.
- Ой ли?
- Схавал, Степаныч. Но колоть дальше будут, это точно. Я ваше предупреждение прочитал, оттого и подыграл им в нужном направлении (не зря же я настенно-подъездную писанину изучал…).
- Месяц продержись. За это время всё зачистим, комар носа не подточит.
- Копию… куда?
- Коту под муда! Не слышал я ничего, и ты мне ни о чем таком не говорил! Всё! Затихли, вертухай идёт!
Помахивая в воздухе дубинкой, к нам вразвалочку направлялся дежурный полицейский…
К вечеру, опять-таки перед ужином, залязгала дверь. Черт возьми, это уже становится традицией! Подсаживать к нам кого-то перед вечерней кормежкой.
- Эй, болезные! - гаркнул с порога дежурный. - Похватали хабар и шустро слились отсель направо по коридору.
Народ загомонил, собирая свой нехитрый скарб.
- Рыжов, остался! - дубинка дежурного указала мне на лежанку. - Сел и затих!
Уже выходя из камеры, Могутов обернулся. И я на всю жизнь запомнил внимательный и сочувствующий взгляд умных серых глаз. Старый, битый волк несомненно уже тогда что-то чувствовал. Отчего же ничего он так и не сказал мне в то время, не предупредил? Не успел?
