Топить приходилось чем Бог пошлет. В последний раз, про запас, Господь Вседержитель смилостивился над несомненным грешником и послал не просто удобные и жаркие шпалы. Нет, повезло найти уголь. Самый натуральный, сваленный в сухую яму и закоксившийся за двадцать лет поверху. Сбив полметра черного монолита, Морхольд с радостью обнаружил жирно поблескивающие черные куски. Тачку получилось отыскать рядом. И вот сейчас вся эта благодать, вместе с загодя заготовленными дровишками и растопкой, пошла в дело.
Огонь взялся сразу. Сухие щепки, потрескивая, разгорались, за ними принялись мелкие чурочки. Морхольд, подвинув еще один табурет, сел, нахохлившись, напротив печки. Смотрел на пламя, следя за его рыжими юными языками, радостно лижущими дерево. Времени много не потребуется, но как же сейчас оно начнет тянуться…
Холод, отошедший там, на поверхности, куда-то далеко, захлестнул полностью. Перекатываясь под кожей морозными крохотными комками, он настойчиво звал спать. Просто спать. Но это не казалось верным решением. Так нельзя. А организм, пусть и изрядно потрепанный, должен выдержать.
Тем более, что если разобраться, кроме собственного тела ничего у Морхольда больше и не было. Да и то уже порядком поизносилось. И сейчас, ноющее и ослабевшее, оно настойчиво желало нырнуть в сон. И поэтому стоило с ним побороться. А то как справишься с огромным путем, лежащим впереди, если не сможешь заставить самого себя немного потерпеть?
А идти далеко… ох и далеко. Так Морхольд ногами еще не заходил. Что там ждать? Смешной вопрос. Холод, ветер, степи, волки и смерть. И надежда. Чего больше? Бес его пойми. Волки, это нехорошо… смерть всяко хуже. Разве что надежда греет. Как чай. От чая он был не отказался. Протянуть руку, взять один из двух горячих, исходящих паром котелков со сладким чаем. Лишь бы не облиться. И волки бы только не унесли. Жалко чая… Твою мать!
В себя удалось прийти чуть не ткнувшись лбом в малиновую от жара дверцу. Все-таки сморило, все-таки ослаб.
– Старость не радость… – Морхольд взял кочергу, гнутый прут от кровати, пошерудил в печке, забросил несколько полешек и подтянул таз с углем. Совок… совок, сволочь, куда-то пропал. А, вот он. – А маразм не оргазм. Эт точно.
Полено влезать не хотело, пришлось подтолкнуть кочергой. В поддувало сыпалась зола и, звонко звякнув, упало несколько гвоздей. Печь, струясь уже синеватым пламенем над рдеющими углями, жарила немилосердно. Бункер ощутимо прогревался.
Морхольд затолкал последние деревяшки и пощупал бак с водой. Потихоньку тот тоже нагревался. Решив не тратить время потом, отправился в чулан за корытом. Пластиковая ванночка для грудничков вместо нормального корыта подходила хорошо. Одежду он притащил в охапке, сипя от боли в спине, но стараясь не уронить даже носка. Грязь в мыльне разводить не хотелось.
Мыло, несколько больших брусков, хранилось в жестяной коробке, запакованное в полиэтилен. Ножей в его убежище хватало. В свое время Морхольд специально распихал по каждому кубрику все возможные орудия убийства, не требующие перезарядки. Вот и сейчас, запустив руку за небольшой шкаф с рыльно-мыльными, он вытащил большой шеф-нож. Надо полагать, даже приснопамятный усач Баринов ужаснулся бы, увидев, для чего тот ему сейчас нужен. А Морхольда оно только веселило.
Дорогущая взаправдашняя японская сталь очень хорошо крошила заурядное хозяйственное мыло. Рубило его на мелкие куски, летящие в ванночку. Пахло мерзковато и одуряюще. Пахло предвестником настоящей чистоты, что не добиться никаким «Давом» с запахом жожоба и еще какого-либо говна. Чистая обувная щетка в мыльне тоже имелась.
Воздух прогрелся хорошо, до пота. Морхольд скинул одеяло, дошлепал к баку с горячей водой и открыл кран. Вода уже обжигала, он довольно хмыкнул. Набрал в ванночку, растворил мыло и забросил одежду. Свитер и носки замочил в холодной воде, а плащ растянул на крючках на стене. Просохнет, а там и ототрется все, что само не отлетит. За кожу Морхольд не переживал. Бывший хозяин смазывал ее добротно, никакой ливень не покоробит. Ну, а теперь стоило заняться и самим собой.
Морхольд, стоя на досках в углу, слушал журчание воды и неторопливо мылился. Улыбался и в который раз опрокидывал на себя большой ковш. Грязь давно стекла вниз, в водосток, но отказать себе в удовольствии он не мог. Потому как прекрасно помнил…
Ветер мел поземку. Нежданно стало сухо, и от того даже холодней. Но сырость достала. Сырость проникала повсюду. Лезла за шиворот, внутрь одежды, в обувь. Хлюпала жижей в ходах сообщения и осаживалась мелкими-мелкими капельками на металле. Оружие приходилось сушить и смазывать по два раза на дню. Про помыться не было и речи. Но тут неожиданно стало сухо.
Чтобы нагреть воды для помывки четырех молодых организмов, хватит двух не самых толстых бревен. Вопрос только в том – где их взять? Ответ, как и всегда, был один. Пойти и разобрать тот забор, куда еще не добрались соседи. А таких оставалось все меньше. Но Гусь, совершенно уверенный в победе и чесавшийся больше остальных, решительно потопал к деревне.
Искомое нашлось не сразу. Пришлось поспорить с кем-то из местных, крывшим отборным русским матом безо всякого акцента. Сошлись на трех банках тушенки. Но потом. Сколько «потом» они уже торчали – думать не хотелось.
Когда очередь дошла до места, где можно было просто намылиться, ополоснуться и не околеть назавтра от крупозного воспаления легких, то единогласно выбрали погреб. Орудийный. Для гранатных ящиков. Тем более, что вырыли его больше требуемого и места там хватало. Оставив Палыча рыть узкую глубокую яму для воды, Гусь и Морхольд, тогда бывший вовсе даже не Морхольдом, отправились за досками для настила. К стоящим рядом армейцам. А Рибок пошел за посудой. К старшине.
Мыться хотелось нестерпимо. Последний раз в бане каждый побывал чуть ли не полмесяца назад. Два переезда сделали свое черное дело, превратив кожу из загорелой в темно-серую. От нагара соляры, тлевшей в коптилках землянки. От сажи из печи. От земли, в которой вырубили нары. От грязи, чавкающей в окопах и ходах последнюю неделю. От сожженного пару дней назад пороха. Гранат тогда они не пожалели, было с чего. Патронов сожгли тоже немало. В общем, стоило мыться. Тем более, что к пехоте привезли пополнение.
А пополнение, как ни крути, во время дороги успело обрасти. Вшами. И спасало только одно – взвод с пополнением стоял за километр. Но профилактика есть профилактика.
Доски они приволоктащили точно к моменту возвращения злющего Рибока. Тот, повесив спереди и сзади по термосу для еды, умудрился притащить еще и два ведра. Полных. Что ему стоило изображать из себя верблюда, становилось ясно по темному от пота бушлату.
