— Они обходят с фланга! — высунулся из своей комнаты Пайс. — До полусотни солдат, один БТР и два штурмовых орудия.
Ой-ой! Внутри у меня все опустилось. Что бы мы ни делали, любые наши потуги самоходки размажут тонким слоем по развалинам казармы. Может, надо бежать отсюда? В глубь расположения отряда?
К гулу движков «ханомагов» неожиданно подключились более мощные звуки и лязг. Что-то большое и с серьезным движком и гусеницами направлялось сюда.
Бабах! Бух!
— Танки, сэр! Это русские! — Пайс выбежал из своей комнаты и, тыча пальцем в окно, привлекал мое внимание.
Я приподнялся и увидел, как из глубины расположения отряда сюда идут два танка. Один быстро ушел за нашу казарму, а второй встал между нами и столовой.
Я таких машин в жизни не видел и не знал. С моей любовью к истории Великой Отечественной я отлично знал все без исключения танки советской армии всех периодов войны. Но что ЭТО за машина, я не знал… Мне показалось, что этот танк был «родственником» Т-28, но вот верхний лобовой броневой лист был спрямленным и с большим наклоном, без люков, но с шаровой пулеметной установкой. Ни о каких пулеметных башенках речи не шло. Корпус, на первый взгляд, пониже, чем у 28-го, ходовая прикрыта экранами брони. Башня очень похожа на коническую башню пресловутого Т-28, но вот наклон брони больше. Орудие не жуткое короткоствольное нечто, именуемое КТ-28, и даже не более или менее вразумительное Л-10. Это была пушка, похожая на ЗиС-5 с танка КВ-1. Вот так дела… Этот танк выглядит… сильно!
Бабах!!!
— Русские подбили одно из штурмовых орудий!
— Хэй! Вот так им! — радостно загалдели бойцы, видевшие этот момент.
— Damn it![10] Поляки обстреливают танк из гранатометов!
— Открыть подавляющий огонь! Не дайте противнику подобраться к танкам! — заорал я.
«Томмиган» лег в руки и придал мне уверенности. Пулеметы заговорили разными голосами, защелкали винтовки, короткими очередями ударили автоматы и ручные пулеметы. На такой дистанции и с таким вооружением мы произвели на противника «наилучшее» впечатление. Танки и то не так сильно их смутили, как наш кинжальный огонь. Очень быстро потеряв «ханомагов» и самоходки, поляки хоть и не бросились наутек, но напор сбавили ощутимо. По танкам все чаще стали стрелять из винтовочных гранатометов, кое-где я заметил даже длинные стволы противотанковых ружей. Сильно же меня напрягло то, что враги целенаправленно взорвали большой участок забора и таким образом увеличили дистанцию боя. Теперь их стрелки медленно отступали к опушке леса метрах в трехстах от наших позиций.
Я не успел понять, как же это случилось, но танк, стоявший перед нашей казармой, пытаясь отъехать в сторону, повернулся бортом к немцам и вспыхнул.
— НЕТ! Черт, нет! — вырвалось у меня из груди. Как обидно! И танкистов жаль. Нет! Так быть не должно, я обязан им помочь! — Дымовые гранаты есть? Дым есть?!
— Да, есть несколько гранат, сэр. — Кинг быстро превращается в моего помощника. Сейчас он мгновенно дал ответ на вопрос и даже отослал Брока за дымовыми гранатами — понимает, что я не просто так спрашиваю.
— Быстро поставить дымовую завесу! Кинг, Брок, пойдете со мной. Надо вытащить танкистов, пока они не сгорели. — Я видел, как на крыше корпуса перед башней открылся люк и оттуда с трудом вылез танкист. — Дым! — Из окон в сторону противника и к танку полетело три дымовые гранаты. — Давай… Быстрее, быстрее… — Дым словно наперекор нам поднимался слишком медленно и неуверенно. Когда поднялись первые рваные облака дыма, я не выдержал: — Covering fire! GO, GO, GO![11]
Первым сиганув в окно, я что есть сил побежал к танку. Тут всего метров двадцать, близко. За спиной, пыхтя и ругаясь, бежали мои помощники. Над головой засвистели пули. Господи, да что же я делаю?! Откуда во мне столько безумия? Я же жить хочу! Я еще слишком молод, чтобы так глупо прощаться с жизнью!.. Прекрати думать! Смотри куда бежишь!
— Кинг! Помоги водителю, и вытащите радиста! Э-э-э-х!
На полной скорости я влетел на танк, жмурясь от едкого дыма и жара. Скинув с плеча автомат, пригнулся и короткими очередями расстрелял в дым остаток патронов в диске. Сержанты вытащили из танка радиста. Хорошо, теперь башнеры. Попытался открыть люки на башне, но один люк был закрыт, а второй кто-то держал изнутри.
— Отпусти люк, идиот! — заорал я, срываясь на визг.
Страшно, аж жуть! Поймать пулю сейчас легко, как не фиг делать! Дымовая завеса хоть и поднялась, но пшеки ею тоже воспользовались и вновь продвинулись вперед. Пули часто цокали по броне, заставляя меня дергаться, словно паралитика. Наконец люк поддался, и его удалось открыть. В лицо ударила волна горячего дыма. В проеме люка я увидел сгорбленную спину танкиста с поднятой вверх рукой — он, наверное, пытался открыть люк, но сил не хватило. Схватив горбатого за воротник, попытался вытянуть его, но лишь распрямил ему спину и смог узнать того самого чумазого лейтенанта, с которым договаривался Аверьянов.
— Это… ты? — Голова у него разбита, лицо в крови, глаза мутные.
— Я, я! Выбирайся оттуда! Все, кто живой, выбирайтесь!
Ухватив танкиста за рукав, я потащил его наверх.
Шквал огня не дал мне закончить дело, лейтенант завис посередь пути, навалившись грудью на крышу башни.
— Уходи… — пролепетал чумазый.
Краем глаза я заметил, как мои помощники оттащили радиста за танк. Мехвод вроде прочухался и, укрывшись за танком, отстреливался из пистолета.
— Кинг! Прикрывай! — Я вновь предпринял попытку вытащить из башни раненого лейтенанта.
— Тащи его! Тащи! Кхе!.. Кхе… — гулко донеслось из танка. — Сейчас на воздух взлетим! Тащи!
Я рывком вытянул чумазого летеху и чуть не сверзился с танка. Передав раненого с рук на руки Броку, помог вылезти оставшимся башнерам через освободившийся проход.
Укрывшись за танком, все перевели дух. Время больше терять нельзя: а вдруг танк и правда рванет?
— Раненых на руки, ходячие своими ногами вот к той казарме, — тычу пальцем в сторону нашего здания. Повторяю команду на двух языках. — Приготовились. Вперед! Быстро! Come on![12]
И опять кошмарный сон — быстро, беспорядочно, бессмысленно! Я знаю, кто победит, знаю, какую цену за это заплатит Советский Союз… Но это было в моем мире… И там было по-другому. А здесь? Не знаю… Сложно поверить в то, что ходишь по грани между жизнью и смертью. Но ходишь по этой грани наадреналиненный по самые уши, с диким самомнением. Сейчас тощий американский мнимый первый лейтенант готов на все ради малоизвестных ему людей. И будь что будет: ведь это была мечта! Мечта всей его жизни — поучаствовать хоть в одном бою той Великой Войны. Это его первый, самый что ни на есть настоящий бой. Лицом к лицу с врагом, лицом к лицу с судьбой. Дебильная лирика! Прочь, прочь из головы, не до этого. Да как вообще это удается мне?! Бой идет, а в голове черт-те что!
